19 декабря одна из красивейших актрис нашего кино, Анастасия Вертинская, отмечает юбилей. Актриса восхитительно выглядит, и нет смысла говорить, сколько ей исполнится лет...
Ради такой, как Вертинская, можно свернуть горы. Что, в общем, всегда происходило вокруг этой прекрасной актрисы. Она стала и главной музой для мэтра нашего кино Никиты Михалкова. Не столько себе, сколько ей в свое время молодой Никита хотел доказать, что может стать блестящим режиссером и она будет им гордиться. Правда, быть только «женой гения» Вертинская не захотела. И все же... сегодня, спустя 20 лет молчания, бывшие супруги снова стали встречаться. Они поняли, сколько значат в судьбе друг друга. Мы расспросили Анастасию Вертинскую о ее жизни и поздравили с юбилеем.
«Никто не хотел уступать»
- Анастасия, мне всегда казалось, что вы сильная, волевая женщина и все мужчины как-то ниже вас.
Человек я волевой и энергичный, это уж точно.
- Наверное, поэтому вам сложно найти себе спутника?
Я не занимаюсь поиском спутников. Я человек занятой, у меня много дел, кроме поиска спутника. В 30 лет я поняла, что мне лучше не выходить замуж с моим-то характером.
- Наверняка есть мужчины, желающие связать свою судьбу с вашей?
Знаете, не выясняла. Покажите мне этих мужчин! (Смеется.)
- То есть вы больше заняты реализацией своих идей?
Не только. Я занята и своей семьей - своими детьми, внуками, мамой, племянницами, сестрой. Это всё семья.
- А Никита Сергеевич, ваш бывший муж, вычеркнут из вашей семьи?
Сейчас Никита Сергеевич, бесспорно, входит в мой ближний круг. Я хочу объяснить, что такое ближний круг для меня лично. Это не всегда те люди, которые около тебя в виде друзей или родственников. Никита Сергеевич - человек, за которого я молюсь в церкви. Я молюсь за него, за благополучие его детей, внуков. И не только потому, что он отец моего ребенка, а потому что он невероятно добрый человек, порядочный, не говоря уже о том
Что он великий режиссер. Это человек, который вошел в мой ближний круг. Человек, о котором я думаю, забочусь и желаю ему процветания. Он находится у меня в сердце, в душе!
- Мне по секрету сказали однажды, что Никита Сергеевич всю жизнь вас любит.
Не могу это прокомментировать... Я очень любила Наталью Петровну Кончаловскую. В долгие зимние вечера, когда мы сидели с ней на даче, маленький сын Степа спал, я многому у нее училась. Она была потрясающая женщина, она была писательницей, кулинаркой, шила абажуры, вязала маленькому Степе какие-то теплые свитера. Она многое умела. И она была умной женщиной, и властной, и сильной. Она была настоящая хозяйка дома. Мальчики (и Никита, и Андрон) на праздники собирались вокруг нее. Потому что она умела создать уют в семье, где не просто стол накрыт, а где все сделано с любовью. Такой была моя бабушка, таким был мой отец. Праздник никогда не был пустым, потому что все к нему готовились, все его ждали. И семья собиралась под этим абажуром. Это очень важно. Мой папа, например, обожал Рождество, в доме всегда была елка, всегда покупались игрушки, под елкой лежали подарки. И бабушка делала пасху, которую я до сих пор делаю сама. Никто этот рецепт повторить не может. И куличи пекли, эти запахи стояли. Это не просто был обед, это был праздник, связанный с определенной духовной формацией семьи, страны.
- А сейчас устраиваете в семье праздники?
Обязательно.
- Говорят, вы с Никитой Сергеевичем расставались из-за его диктата - он желал, чтобы женщина подчинялась...
Нет. Просто двум таким персонам сложно ужиться. Я была одержима желанием стать актрисой. Это у меня было на первом месте. Никита, бесспорно, прирожденный режиссер и должен был стремиться туда. Как правило, в таком альянсе кто-то должен уступить и чем-то пожертвовать. Но никто из нас к этому не был готов. Все равно в этом браке была очень большая любовь, в этом браке родился мой сын. Это очень важное событие для меня. Молодость, она же нерасчетлива. Это уже в зрелом возрасте ты можешь понимать, годится тебе кто-то в спутники жизни или нет. Конечно, та молодая страсть уже не повторится. Ведь жизнь идет, люди уже взрослые. Я уже бабушка, Никита уже дедушка. Но в душе что-то все-таки остается...
- Сильная любовь, пережитая в молодости, не исчезает?
Да. Творческие люди всегда питаются своей биографией. Когда играешь какие-то чувства, то на что опираться, если ты не прожил их? С Никитой Сергеевичем у меня сейчас очень теплые отношения, которые я ценю. Всегда рада, когда он звонит, говорит хорошие слова.
- Говорят, он сейчас уже не живет вместе со своей женой...
Не хочу это обсуждать!
- Часто в жизни бывает, когда спустя годы супруги воссоединяются.
Я не загадываю.
- А сейчас, смотря на прошлое, вы не жалеете о разрушенном браке?
Я вообще отношусь к типу людей, которые ни о каком прошлом не жалеют. Вот такой у меня ужасный характер. Я иду все время вперед. Я Стрелец по знаку зодиака, у меня в руке стрела, и конь несет меня вперед. Меня больше интересует будущее, чем прошлое. Прошлое уже было.
- А вам не хотелось бы сняться в фильмах Никиты Сергеевича?
Сидеть и хотеть того, чего нет, - это абсолютная бездарщина. Нужно хотеть то, что ты можешь получить.
- По-моему, вы можете получить роль у него, если захотите!
Вы задайте этот вопрос лучше Никите Сергеевичу. Не артист же выбирает режиссера, а режиссер выбирает артиста.
Наследие отца
- Анастасия, я читала, что вы стали ресторатором?
Не я ресторатор, а мой сын. И когда он начал этот бизнес, то он включил меня во все это. Потому что я очень люблю готовить, меня с детства обучала этому бабушка. Я просто ему помогаю. А еще я возглавляю благотворительный Фонд помощи актерам. Занимаюсь наследием папы. Переиздала его книгу мемуаров, «Дорогой длинной» называется. Сейчас выпускаю книгу его стихов. Отреставрировала его записи концертов .
Когда папы не стало, мне было 12 лет. Я его помню очень ярко. К нам он был невероятно щедр. Мы были семья, которую он получил уже в позднем, преклонном возрасте. Наверное, он это особенно ценил. В те редкие минуты, когда он приезжал на неделю-две, вся семья готовилась к его приезду, старались его не огорчать нашими двойками. Мы ему готовили всякие подарки в виде рисунков и прочего. Он все это хранил. Он был особенным человеком. Он осиротел очень рано и понимал, что такое жизнь без матери, без отца. Он был своего рода кочевник, видел разное лихо, понимал, что такое жизнь без семьи. Поэтому, скорее всего, он пытался максимум компенсировать это нам.
- Наверное, вам было сложно смотреть на современных мужчин, потому что отец задал очень высокую планку...
Я уже не ставлю перед собой эту задачу - анализировать мужчин. У меня в доме очень хорошие мужчины живут. У меня сын замечательный, который очень похож на Александра Николаевича. У меня два внука, мужчины замечательные, с которыми я часто бываю. У меня и друзья. Это образованные люди, добрые, интеллигентные. Сейчас у нас интеллигенция если и есть, то ее так мало, что это как островки какие-то.
- Современный театр вас не слишком радует?
В театре есть очень интересные работы и режиссеры, просто я уже не вернусь в театр. Эта структура мною вся изучена, исчерпана. Я с 15 лет в профессии, и все, что можно было, я про театр знаю.
- Может, вам просто как яркой индивидуальности в коллективе неуютно?
Да, вы правильно говорите. Тем более что все-таки я прожила свои юные и зрелые годы в коллективе, который называется советский театр. Это продукция только советская. Потому что в Европе театр контрактный, и, отыграв какую-то пьесу, можно перейти на другой спектакль в другой театр, с другой труппой работать. У нас считается, что советский репертуарный театр - это огромное завоевание нашего театрального искусства. Но все-таки это очень сложное существование, когда ты должен подчиняться воле одного человека и жить под его диктатом. В искусстве все-таки рабство - вещь добровольная.
- День рождения будете отмечать?
Обязательно, все же это юбилей. Хочу, чтоб в один из ресторанов моего сына пришли все мои друзья, дети и внуки, родные и близкие. Не широкий круг людей, но любимые и любящие. Я запрещаю говорить тосты на моем дне рождения - пусть будет дружеская встреча. Посидели, пообнимались - все по-семейному. Чтоб была семья.
О романах
У главной красавицы-загадки нашего кино Вертинской в жизни случались яркие романы. Актер Юрий Богатырев в интервью сам рассказывал, что был безумно влюблен в Вертинскую и собирался на ней жениться, но до загса так и не довел. Головокружительный роман был у Вертинской с Михаилом Козаковым. Режиссер Георгий Юнгвальд-Хилькевич рассказывает, какими сияющими глазами смотрели друг на друга актеры на озвучивании «Мушкетеров». Вертинская озвучила вместо Алферовой Констанцию. Роман Вертинской и Козакова обсуждала вся Москва, но их страсть быстро угасла, после чего они остались друзьями. Замуж Вертинская так и не вышла. Решила, что так ей комфортнее.
Был случай
Летом 1968-го Георгий Данелия снимал в окрестностях Тбилиси фильм «Не горюй». Эта картина впоследствии пользовалась успехом на Западе - ее приобрели 89 (!) стран. Когда на съемки прилетела Вертинская, чтобы сыграть Мэри Цинцадзе (кстати, Вертинская по материнской линии из грузинского княжеского рода), возникла проблема. В Москве в моду входили мини-юбки, и Вертинская появилась в тбилисском аэропорту в откровенном мини. Данелия испугался: для Москвы это было сенсацией, а на Кавказе могло иметь непредсказуемые последствия. Без сомнения, к актрисе нужно было приставлять охрану! Исполнитель главной роли 60-летний Серго Закариадзе (по фильму отец Мэри) до этого с Вертинской не виделся. Когда он приехал на репетицию и увидел Вертинскую в мини-юбочке, вызвал в коридор Данелия и спросил:
Кто эта девица? В каком публичном доме ты ее разыскал?!
Это Настя Вертинская, дочь Александра Вертинского. Она играла Офелию в «Гамлете» Козинцева.
Настенька! - потеплел Закариадзе. - Я ее на руках держал, когда она маленькая была! Только ты ее на улицу в таком виде не выпускай! И никому не говорите, что она мою дочь играет!
И действительно актрису охраняли пятеро мужчин, каждого из которых Данелия предупредил: на ноги не смотреть!
Мы позвонили Георгию Николаевичу, чтобы проверить эту информацию.
Так и было, - ответил он.
- А пригласили ее на роль, потому что мама актрисы грузинка по национальности?
Нет, мы даже с Ревазом Габриадзе и забыли об этом. Когда сели за сценарий, то, еще с первой страницы, знали, что Мэри будет играть Вертинская. Потому что героиня должна была быть красивой, аристократичной. А это именно Настя. Поздравляю Анастасию и желаю ей счастья и здоровья!
|
|
А В ЭТО ВРЕМЯ
Никита Михалков ушел от жены?
Рассказывают, после расставания с Вертинской Михалков страшно страдал. И признавался одному своему другу, что все не может выкинуть ее из сердца. «Прошли годы, а Никита бывало выпьет, позвонит Насте и молчит, слушая ее голос», - поведал нам один приятель Никиты Сергеевича. Михалков всегда был полностью поглощен работой, которая стояла у него на первом месте. И с этим смирились его домочадцы. Он редко бывал дома, мало времени мог уделять жене. А этим летом пошли разговоры, что отношения с женой у Михалкова совершенно разладились, что он ушел от нее. При этом он возобновил свое общение и встречи с Вертинской. 
Да. У Никиты Сергеевича личные семейные проблемы, - подтвердил нам его помощник.
Мы позвонили его супруге Татьяне.
Никиты Сергеевича нет дома и не будет, не звоните! - отрезала супруга.
Говорят, сегодня и до конца года Михалков проходит лечение в санатории. На выходные уезжает - но не домой. В окружении режиссера нам сказали, что он стал часто звонить Анастасии, они встречаются. Словно пропасть между ними исчезла.
из газеты комсомольская правда -http://www.kp.ru/daily/24413.3/585808/
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
Анастасия Вертинская
Мои отношения с женщинами не были мучительными. Никогда не было этакой тяги к самоистреблению, детально описанной в русской классической литературе. Думаю, что мои отношения с возлюбленными всегда были взаимны – в том смысле, что если они остывали, то с обеих сторон. Не было ни хлопанья дверьми, ни того, чтобы она возвращалась с чемоданом…
С Настей Вертинской мы учились на одном курсе в Щукинском училище (пока меня не выгнали), но познакомились раньше, еще до нашего поступления.
Мой старший брат Андрон ухаживал за Марианной, старшей сестрой Насти, но ему нравилась и младшая. Мой бедный брат разрывался, как двуглавый орел, поглядывая то в одну сторону, то в другую.
Марианна была раскованная, веселая, компанейская. Настя рядом с ней выглядела закрытой, сдержанной. Может быть, дело здесь было в том, что тогда она уже начала сниматься, ощутила вкус обрушившейся славы, знала себе цену и держала поклонников на расстоянии.
Обстоятельства первой нашей встречи давно стерлись из памяти, запомнился лишь тот неопровержимый факт, что я был отвергнут. Точнее, даже не отвергнут, а просто не замечен. Словно и нет меня на свете. Мы пребывали, что называется, в разных «весовых категориях». После «Алых парусов» по Насте сходила с ума вся страна, стоило ей появиться где-нибудь, тут же вокруг нее образовывались восторженные толпы. Вскоре к роли Ассоль прибавилась не менее яркая Гуттиэре из «Человека-амфибии». Настя много гастролировала, с творческими бригадами объехала весь Советский Союз… Уже шла работа над «Гамлетом», Настя готовилась к съемкам. Подумать только! Шекспир, Козинцев, Офелия!..
Студентка театрального училища Анастасия Вертинская (в центре) руководит факультетским хором. 1964 г.
Киноактрисы Марианна и Анастасия Вертинские. 1964 г.
Анастасия Вертинская в роли Ассоль в фильме «Алые паруса». 1961 г.
А кем был я? Мальчиком из «Приключений Кроша» и «Туч над Борском»? Смешно! Несопоставимые величины!
Конечно, фильм «Я шагаю по Москве» пользовался успехом, меня начали узнавать на улицах, но это было несравнимо с популярностью Насти! Я понимал, что не бывать нам вместе: слишком уж высоко она взлетела…
Признаться, эта недосягаемость Насти тогда сильно меня «обломала», внутренне осадила. Там не было и призрачного шанса на победу!.. Я мог разве что набить морду кому-нибудь из очередных Настиных ухажеров. Так сказать, «для самоутешения». И бил.
Хотя многочасовое ожидание с букетом цветов у подъезда в надежде на случайную встречу не мой жанр, под Настиными окнами я выстоял достаточно. Не знаю, любила ли она меня когда-нибудь так, как я в нее был влюблен. В то время у нее был такой выбор! Такой пасьянс лежал перед ней… Она могла «снять с полки» любого. Но именитость ей была не важна и не нужна, она сама была дочкой Вертинского.
Что ж? Нет так нет, не судьба. И, как это порой бывает в молодые годы, какое-то время я про себя повторял: «Ничего, когда-нибудь ты пожалеешь об этом. Вот стану…» – далее шли варианты: Героем Советского Союза, маршалом Жуковым, гениальным артистом, певцом и так далее, и тому подобное. (Вообще, еще в школьные годы, когда было мне трудновато учиться и когда, надо сказать, совершенно заслуженно меня унизительно отчитывали учителя, мне снилось после, будто я Герой Советского Союза и в бурке на коне по лестнице въезжаю на четвертый этаж своей школы – мой конь приносит меня прямиком в класс моей главной обидчицы, математички, и я, приоткрыв полу бурки, небрежно демонстрирую ей Золотую Звезду Героя. Кстати, может быть, эти сны и послужили подсознательным прообразом сцены в картине «Урга», когда один из героев въезжает в гостиницу верхом на лошади.)
Вот так и Настя со временем должна была горько пожалеть «обо всем». А пока… нет, значит, нет. За ней в это время ухаживал то ли Андрей Миронов, то ли Смоктуновский (а может, и оба) – в общем, кто-то из людей недосягаемых. И может быть, Насте назло, а может, чтобы самому забыться, у меня даже случился роман с одной нашей общей подругой – Леной, талантливой балериной, впоследствии сделавшей блистательную карьеру в качестве хореографа лучших танцевальных пар в фигурном катании.
Никита Михалков в главной роли в фильме Г. Данелия «Я шагаю по Москве». 1963 г.
Отношения были вполне романтичные, но очень спокойные. Лена – девушка тихая, добрая, умная. Не так знаменита, как Настя, но по всем человеческим качествам Лена была совершенно замечательной. У нас сложились отношения, не предвещавшие резких изменений. Вскоре я уехал в Самарканд, на съемки в фильме о войне под названием «Перекличка» (кстати, снимался я там вместе с Марианной Вертинской), писал оттуда письма Лене, она мне тут же отвечала, все было чрезвычайно трогательно…
Прошло довольно много времени, и, как это часто бывает, повседневные заботы, съемки, учение в институте, общение с друзьями, как мне казалось, постепенно погасили мою страсть к Насте. Я с удивлением обнаруживал, что доходившие до меня слухи о том, «с кем она ходит», не так меня мучили и волновали, как это бывало прежде. Я решил, что излечился.
И вот, с увлечением отснявшись в «Перекличке», я вернулся в Москву и сразу попал (разумеется, вместе со своей барышней) на день рождения Вани Дыховичного. Компания там подобралась веселая, одна Вика Федорова чего стоила! Все шутили, хохотали, выпивали, вспоминали какие-то истории. Ваня Дыховичный рассказывал анекдоты, показывал скетчи. Все развивалось бы и дальше в этом естественном русле, если бы не одно обстоятельство…
Когда вечеринка была уже в полном разгаре, раздался звонок в дверь, и в комнату вошла Настя в сопровождении Андрея Миронова. Они сели за стол – я оказался наискосок от них. Внешне все было чрезвычайно дружелюбно, спокойно и не предвещало неожиданностей. Но случайно глаза наши встретились, потом еще раз… И вот я снова почувствовал ее взгляд – теперь долгий и пристальный. Дальше провал, потеря сознания наяву.
Я очнулся на лестничной клетке этажом ниже квартиры Дыховичного. Мы стояли у окна, обнявшись, и целовались, бесконечно и неудержимо… Если бы это было летним днем, я назвал бы случившееся солнечным ударом. Я никогда потом не спрашивал Настю, что тогда произошло, как не спрашивал ее и о том, почему она пришла туда – намеренно или случайно. Смешанное чувство удивительного счастья и страшного греха меня не покидало.
Мы соединились, и нам было невероятно, волшебно, а Лена в одночасье оказалась за скобками моей жизни… Ощущение вины перед ней не оставляло меня всю мою жизнь. Не оставляет до сих пор.
Не оправдываю себя, но с Настей мне попросту снесло крышу.
Анастасия Вертинская. 1965 г.
На день рожденья Вани мы уже не возвращались. Она меня буквально увела оттуда – хотя дело, конечно, не в том, кто кого увел, было ясно, если бы она этого не захотела, никогда в жизни ничего бы не случилось. Во мне не имелось той силы обаяния и многих других качеств, которые могли бы ее покорить. Но я помню ощущение того электрического вихря, того космического магнетизма, которое возникло…
С того момента, как мы вышли от Дыховичного, я уже летел кубарем, не разбирая дороги. Я даже не вполне отдавал себе отчет, что со мной происходит, на каком свете нахожусь…
Оглядываясь, понимаю, что не в состоянии вычленить из той кутерьмы отдельный день, неделю или даже месяц. Все слилось в сплошную гулянку – мы с Настей кочевали из одной компании в другую: пили, пели, говорили. Я, правда, еще дрался. Бесконечно! Пил и бил. За что? Да за все! За слово, за взгляд… Серьезного повода мне и не требовалось. Я, как пионер, всегда был готов, на боевом взводе. В милицию попадал – со счета сбиться можно.
Жили мы сначала каждый у себя: я со своими родителями, Настя – со своими мамой и бабушкой. Никто не ставил нам условий, мол, сначала – под венец, потом – в постель. Но мы и сами понимали, что в наших семьях, да и вообще в стране существуют известные устои. Настя переехала в нашу квартиру на улице Воровского, только когда мы официально расписались. Свадьбу играли в «Метрополе»…
Мы начали жить у моих родителей и параллельно «строили кооператив» на улице Чехова. Правда, въехать в него так и не успели. К моменту окончания строительства пришлось менять эту общую новую квартиру на две отдельные, поскольку наша семейная жизнь дала окончательную и бесповоротную трещину.
Мы прожили вместе три года, но из них вместе-вместе – полтора. Почему так мало? Нет однозначного ответа. Наверное, мы оказались не готовы к ролям мужа и жены. Я тогда даже плохо понимал, каково это – иметь маленького ребенка, к чему это обязывает, хотя сейчас благодарен Господу, что Степа рано появился на свет…
К Насте я испытывал совершенно изумительные чувства, которые трудно выразить словами, как-то идентифицировать и определить. И очень боялся ее потерять. Многие молодые мужчины страшатся известия, что их девушка ждет ребенка, а я, узнав о Настиной беременности, был абсолютно счастлив. Шел по ночной Москве с идиотской улыбкой на лице и думал: «Все, теперь точно «не соскочит», будет моей, никуда не денется!»
Общеизвестна истина, что трудно «в одной берлоге» ужиться двум сильным характерам. У Насти была своя, особенная и совсем нелегкая дорога, по которой она шла не сворачивая. «Современник», МХАТ, кино…
Как ни парадоксально, мы оказались очень разными людьми. Настя – сильная, целеустремленная, полная чувства собственного достоинства, умеющая выстроить отношения с миром вокруг. Нахожу эти черты и в себе, но все же я «с другой планеты». Не говорю, с лучшей или худшей, – с другой. Мы могли двигаться «по одной орбите», но только какое-то время…
Пожалуй, первая тень на наши отношения набежала после моего возвращения из деревни Ирхино Вологодской области. Кажется, в журнале «Новый мир» я прочитал очерк Юрия Черниченко о местных кружевницах и поехал к ним, прихватив с собой троих друзей, в надежде найти материал для съемок. (Увиденное очень потом помогло в работе над характером главного героя моей дипломной работы «Спокойный день в конце войны», которого сыграл Сережа Никоненко.)
Поездка произвела столь ошеломляющее впечатление, что, вернувшись рано утром домой, я не стал ждать, пока Настя проснется, а растолкал ее и принялся рассказывать взахлеб ей обо всем, что так потрясло меня в вологодской деревне.
Рассказывал о том, что в деревне, где поселились мы с друзьями, волею судеб среди женщин жил всего один мужик: конюх Толя. Хозяйка дома, в котором мы остановились, была солдатской вдовой. И с того дня, как муж ушел на фронт, она оставалась одна. Она не имела ни возможности, ни даже желания начать новую семейную, женскую жизнь. Взяла на постой нас, четверых парней, потому что таким образом можно было чуть-чуть заработать. Тогда это было абсолютно естественно. Неестественным же было то, что, как только мы у нее поселились, она фактически исчезла из дому. Приносила молоко, еду и тут же уходила. Мы же долго не могли понять, почему она так нелюдима, почему нас чурается? Только потом я понял, что она просто отвыкла за долгие годы от мужского присутствия и боялась, что в ней проснется то женское начало, которое она сознательно засушила, оставшись одна. И наша молодая шумная компания невольно разрушала одиночество, к которому она привыкла, покой и равновесие которого буквально выстрадала и теперь так боялась потерять.
Я рассказывал Насте о конюхе Толе. Его жена на вопрос о том, есть ли у того выходные, отвечала: «Как напьется, так и выходной!» – «И как же часто он пьет?» – «Да кажный день…»
«Так что же, у него каждый день выходной?» – «Кажный!» И тем не менее Толя оставался мужиком со всеми привилегиями мужика в северной деревне. Ему даже предоставлялся персональный банный день.
Никита Михалков и Анастасия Вертинская. 1966 г.
Я рассказывал Насте, что означает «брякать между порам », то есть плести кружева в период межсезонья (между осенними и весенними полевыми работами). Я пытался изобразить перед Настей, как в вологодской деревне поют современные песни, заменив все непонятные слова на понятные. Например, в строках «И я бросаю камушки с крутого бережка / Далекого пролива Лаперуза…» название непонятного им пролива они заменяли на «пролива Ленируза…» – то есть пролива, названного в честь Ленина.
Я говорил и говорил обо всем, что меня потрясло, что в определенном смысле начало формировать во мне ощущение изумительного, невероятно глубокого и волшебно-одухотворенного мира русской деревни, – обо всем, что было еще так чудесно и естественно тогда и стало так жестоко разрушаться в последующие годы…
…Вдруг я поднял глаза и увидел вежливую снисходительно-печальную улыбку Насти. Наверное, с таким видом в чеховском «Дяде Ване» Елена Андреевна слушала доктора Астрова, рассказывавшего, как русские леса трещат под топором. Осекшись на полуслове, Михаил Львович закончил тогда свой монолог: «Все это, вероятно, чудачество, в конце концов…» Вот так и со мной: реакция Насти меня надломила. Смешно, правда?
Из сказанного совершенно не следует, что я прав, а она – нет. Разбудил ни свет ни заря человека, нес какую-то ахинею и требовал живого участия. В принципе, Настя могла сразу послать меня далеко-далеко, но не сделала этого. Слушала, хотя хотела спать. Готов встать на ее сторону, все понять и оправдать, но… Степень моего восторга и возбуждения была так высока, что встреченные снисходительность и отстраненность пришлись бы впору разве что совсем чужому человеку. Вот с этого момента что-то в наших отношениях и надломилось.
…В очередной раз мы крупно поссорились с Настей, и я вдруг решил: хватит. Отцедил у мамы нашей фирменной «кончаловки». Сразу выпил один стакан залпом, вмиг захмелел. Только не остаться дома!..
Я позвонил моему другу Сереже Никоненко и попросился к нему переночевать. Он долго, безуспешно объяснял мне, как к нему проехать, а я все меньше и меньше его понимал. Тогда он, решив не тратить время, сказал: «Я к тебе иду. Ты будешь где?» Я ответил: «Я буду на улице». Оделся, сунул бутылочку с «кончаловкой» в нагрудный карман пальто и вышел в морозную ночь.
Пустое Садовое кольцо. И висящий светофор, провода от которого тянутся к милицейскому «подстаканнику». Не знаю почему, может быть, потому, что чудом сообразил, что вполне могу сегодня замерзнуть, я направился к этому подстаканнику. В столь поздний час постового в нем не было, я поднялся по короткой лесенке, нажал на ручку двери. Она была заперта, но, судя по всему, совсем на живую. Дернул посильней – дверь открылась. И я забился в этот «подстаканник»: маленький, узкий, с какими-то кнопками переключателей. С высоты двух с половиной метров было прекрасно видно заснеженное Садовое кольцо и расходящиеся от него улицы: Герцена (нынешняя Большая Никитская) и Поварская (бывшая Воровского). Светофор был поставлен на автоматический режим и, пощелкивая тумблером, мигал желтым светом. Машин почти не было, впрочем, как и пешеходов. Я потрогал рычажки, одним из них светофор переключился на красный, и я стал ждать. Вот появилась одна машина, через довольно большой интервал времени вторая, третья. Стоя за полночь на красный свет, водители, я полагаю, с изумлением и нарастающим раздражением матерились, потому как никакие другие машины и не думали пересекать их путь на свой «зеленый». Так, поизмывавшись вдоволь над водителями, я опять повернул тумблер. Загорелся желтый свет, потом зеленый, и машины, виляя на подмороженном заснеженном асфальте, рванули в сторону Смоленской площади.
Я еще какое-то время экспериментировал с рычажками… И вдруг увидел маленькую фигурку в легком пальтишке и пирожке (почему-то Сережа носил «взрослый» пирожок), быстро идущую ровно посередине Садового кольца. Сережа шел по направлению к улице Воровского и постоянно озирался, ища меня взглядом. Я приоткрыл форточку в «подстаканнике» и что было мочи заорал: «Стой! Кто идет?!» Сережа остолбенел – он никак не мог понять, откуда раздавался голос. Наконец заметил меня, и мы начали хохотать… Он поднялся ко мне в «подстаканник», где мы и допили «кончаловку», а потом отправились к нему на Сивцев Вражек, в его потрясающую коммунальную квартиру, населенную незабываемыми персонажами, среди которых я с того момента прожил ровно полгода.
Кто из нас с Настей первым произнес слово «развод», я не помню. Наши отношения медленно, но верно сошли на нет, лишая необходимости делать какие-либо заявления. И так все было ясно. Не вспомню даже, кто из нас в суд подал…
По количеству желающих занять место в зале суда наш бракоразводный процесс напоминал премьерные спектакли МХАТа. К счастью, формальная процедура не затянулась.
А до этого Настя оставалась в квартире моих родителей на Воровского. Ситуация сложилась занятная: я собрал вещички и съехал, Степа жил у Настиной мамы… Так продолжалось несколько месяцев.
Анастасия Вертинская. 1969 г.
Надо заметить, что мои родители абсолютно не вмешивались в наши конфликты. И, когда я паковал чемодан, никому в голову не пришло задаться вопросом: а на каком, собственно, основании ухожу я? Такое даже теоретически невозможно было вообразить. Не представляю, чтобы мама сказала: «Никита – наш сын, это его дом, а ты, Настя, теперь здесь чужая». Исключено! Они продолжали общаться, будто ничего и не случилось. Я периодически звонил, разговаривал о том о сем, но ни от кого ни разу не услышал: «Возвращайся». И у меня это не вызывало вопросов. Ясно слышалось в этом молчании родителей: твое решение, сам за него и отвечай.
Только через полгода нас с Настей официально развели, я от Сережи Никоненко вернулся домой… Словом, что упало, то пропало. Для нас с Настей начиналась новая жизнь, но уже порознь.
К Насте у меня навсегда осталось чувство, которое ни с чем не сравнить. Это уже не любовь, а нечто… совершенно особенное.
Где это хранится и как проявляется?
Могу годами не думать о Насте, не видеть ее, а потом случайно встретить и – словно и не расставались. Такие вещи не поддаются ни контролю, ни анализу, что-то неожиданное вдруг всплывет из памяти… Так или иначе, Настя остается частью моей жизни… и Таню, думаю, это поневоле тревожит.
Бывшие и нынешние жены часто превращаются в заклятых врагов. Нужно иметь много опыта, силы воли, ума, тонкости, чтобы побороть негативное чувство к сопернице, пусть и с приставкой «экс». Прошлое не вычеркнешь, значит, должна быть оставлена ниша для того, что случилось когда-то в душе и судьбе супруга. Это в идеале. На практике же чаще все иначе…
Но моя мудрая Таня всегда умела эти неоценимо важные в семейной жизни нюансы понять. А в иных случаях… просто терпеть.
Когда я встречаю теперь Настю, я испытываю замечательное чувство светлой ностальгии. Тем более что вырос сын, который умно и иронично относится и к нашим тогдашним отношениям, и к сегодняшним. И к ней отдельно, и ко мне отдельно.
Тихоокеанская служба
«Я давал присягу…»
Мой отец сказал мне, а ему – его отец: «Михалковы на службу не напрашиваются, от службы не отказываются».
Это очень точно. Фактически это присяга.
Ты должен всю жизнь соответствовать этому нравственному знаку…
Я всегда считал, что любой мужчина, который хочет продолжать жить в нашей стране, должен пройти армию.
Речь идет даже не о том, что его должны там воспитать, – просто дело в том, что армия всегда была для России не столько средством нападения и защиты, сколько образом жизни. И недаром малолетние великие князья ходили в мундирчиках тех или иных полков, а потом, повзрослев, становились их покровителями.
Для меня возможность прикоснуться к этому – во многом вещь символическая, метафизическая. Так что я не жалею ни об одном из дней, проведенных в армии.
После двух высших образований я прослужил полтора года на флоте, на Тихом океане. В свое время циркулировали различные слухи о том, что отец как-то в этом участвовал. Все это неправда, он даже понятия не имел, куда я отправлен служить, – до тех пор, пока мне не разрешили писать письма из учебки.
Матрос Никита Михалков во время службы на Тихоокеанском флоте
Но через много лет, действительно, именно я «помог» своему сыну Степану оказаться на Дальнем Востоке в морских погранцах на три года. Я понимал, что это было для него единственным спасением.
Моя подробная армейская история, бог даст, еще впереди. Я когда-нибудь издам свои «записные книжки» – дневники, которые вел в армии, а потом их двадцать лет прятал, ведь если бы их обнаружили, мне бы мало не показалось. Тогда и станет понятно, что в 1972 году я по своим убеждениям не сильно отличался от времени нынешнего.
«Сейчас понимаю, что брак - это вообще не для меня. Я очень любила Никиту Михалкова, но два таких сильных человека не могут жить вместе. Ему была нужна совсем другая женщина», - рассказывает Анастасия Вертинская.
- Анастасия Александровна, вы до сих пор считаете главными мужчинами в жизни сына Степана и папу - артиста Александра Вертинского?
Конечно. Самые счастливые моменты моего детства - это дни, когда папа приезжал с длительных гастролей домой. Я очень любила его и ревновала ко всем. Мне казалось, что он - абсолютная моя собственность. Из-за этого частенько нападала на старшую сестру Машу. Если у нее был день рождения и папа дарил Маше куклу, то одновременно обязательно покупал похожую и мне. Чтобы я не обижалась. Но я все равно могла разозлиться, что у Маши кукла в другом платьице. И потом старалась сделать все, чтобы ее кукла досталась мне, отбирала силой. Характер, конечно, у меня был жуткий. Но папа терпел и не ругал. Он нас не воспитывал. Никогда не спрашивал, что у нас в дневниках и как мы учимся. Хотя знал, что я учусь на «два». Но ведь он и сам так же учился! Если мама или бабушка начинали на меня жаловаться, он, грассируя, говорил: «Я тебя умоляю, доагая, чтобы ты вела себя чуточку получше».
Им был найден удивительный язык общения с детьми. Или он говорил нам: «Я очень стгадаю, когда знаю, что вы шалите». Вот чтобы он не страдал, я из последних сил старалась сдержать свой жуткий характер.
Когда папа был дома - это был праздник для всех. В первую очередь для него. Ведь он слишком долго вел кочевой образ жизни, и свой дом у него появился только в 1940-х годах, когда вместе с мамой они вернулись из эмиграции в Советский Союз и им дали квартиру на улице Горького. А ведь отцу было уже за пятьдесят! Неудивительно, что любимой его одеждой были домашний халат и тапочки. А любимым занятием: сидеть в своем кабинете за столом со стаканом чая, сигаретой и писать мемуары, вдыхая потрясающие ароматы, доносящиеся из кухни. Наша бабушка - мамина мама Лидия Павловна - готовила замечательно.
Сибирячка, она знала много блюд русской кухни, к тому же ее многому научило замужество с грузином (папа моей мамы - Владимир Константинович Циргвава).
К Вертинскому часто приходили друзья - композиторы Дмитрий Шостакович и Марк Фрадкин, поэт Константин Симонов и многие знаменитые артисты МХАТа. Конечно, нас с сестрой в такие вечера выпроваживали из кабинета. А нам очень уж хотелось послушать, о чем они говорят. И мы по очереди подглядывали и подслушивали в замочную скважину. У меня и сейчас перед глазами: отец во главе стола что-то рассказывает, курит, смеется и все это обрамлено рамкой в форме замочной скважины. (Смеется.)
- Вы сказали, что готовила бабушка.
А мама вставала к плите?
Очень редко. Однажды, когда бабушка приболела, маме пришлось к приезду папы пожарить мясо. Он посмотрел на это мясо и сказал: «Лиличка, не расстраивайся, жареные сухарики я тоже люблю».
- Александр Николаевич был ст арше жены на 34 года. Огромная разница…
Когда они познакомились в эмиграции, в Шанхае, маме было всего 17 лет. Кстати, их роман начался вопреки желанию бабушки. За Вертинским тянулся шлейф историй в духе Дон Жуана. Но устоять перед обаянием Александра Николаевича мама не могла и вышла замуж, несмотря на недовольство Лидии Павловны… У нас сохранились первые письма, которые писал папа невесте. В одном он рассказывает, как попал на пароходе в тайфун (Александр Николаевич плавал на отдых в Циндао).
Описывает, какой ужас пережил, как чуть не погиб. А во втором письме он полон возмущения: «Как вы можете быть такой бессердечной?!» Просто мама на то первое письмо ответила ему легкомысленно, мол, «а я обожаю тайфуны». Конечно, у них было разное восприятие жизни из-за возраста.
- А в чем же секрет того, что они прожили вместе 15 лет, до самого ухода отца из жизни? Несмотря на такую разницу в возрасте…
На самом деле, кроме огромной любви, думаю, это получилось еще и потому, что они проводили не так много времени вместе. Ведь как только родители приехали в Советский Союз, папа начал много гастролировать. Была маленькой Марианна, потом родилась я, нужно было содержать семью.
А концертные ставки небольшие. Поэтому ему приходилось ездить месяцами по городам, чтобы заработать. И все тратилось на нас. И хотя они с мамой виделись редко, было ощущение, что они всегда рядом - папа писал письма каждый день, где бы ни находился. Рассказывал любую мелочь, которая произошла с ним. Помню, в одном письме он жаловался, что в гостинице горничная, подметая пол, каждый раз загоняет далеко под кровать его тапочки. А ему, человеку в годах, трудно нагибаться. Однажды он не выдержал и побежал с тапочками к администрации гостиницы. Бежал по коридору и кричал: «Не пгав был Ленин, кухагка не может упгавлять госудагством!»
- При жизни отца вы понимали, какой он великий артист?
Ко мне это пришло не сразу. Помню, я стояла на линейке в пионерском лагере и вместе со всеми пела песню «Взвейтесь кострами, синие ночи». И думала: «Эх, ну почему это не мой папа написал?! Я бы сейчас всем рассказала». А он пел про каких-то балерин, про матросов, про бананово-лимонный Сингапур… Мои одноклассники бананов даже и не видели никогда! Я и сама не знала, что такое Сингапур: география в школе для меня заканчивалась границами Советского Союза. Казалось, что папа поет «в Снегапуре» - этакая смесь снега и хачапури. Всю глубину его песен, всю сказочность я ощутила в полной мере только после ухода папы. Вообще, папа не хотел и не умел приспосабливаться к власти. Он (и я потом) не вступил в партию, хотя ему, я так полагаю, предлагали. Не заискивал перед сильными мира сего. Был чистым и порядочным человеком. Был такой случай.
Вертинский спел концерт в нашей школе, средства от которого должны были пойти сиротам. А потом позвонил один учитель и сказал, что на эти деньги директриса школы купила себе в кабинет ковер. Как сейчас помню, как побледнел папа. Схватил пальто и побежал в школу. Мы с Машей за ним. Бежали рядом и хохотали в предвкушении скандала. А бедный папа глотал на ходу валидол. Мы вскочили на третий этаж. Папа закрыл двери кабинета перед нашим носом. Не знаю, что он сказал, но потом директриса продала ковер и вернула деньги сиротам. Папа никогда не мог понять, как можно пройти мимо чужой беды, обмануть кого-то…
- Это правда, что отец не хотел, чтобы вы с сестрой стали актрисами?
Действительно. Думаю, он просто не желал нам такого тяжелого труда, которым занимался сам.
Рад был любой профессии, только не актерской. В раннем детстве я хотела стать балериной Улановой. Но меня не приняли. Сказали: «Крупная девочка». Потом я хотела быть хирургом Вишневским. Вообще я люблю копаться - во всем. И мне казалось, что хирург - это та самая профессия, когда разрезают и долго копаются. И еще я хотела стать Зоей Космодемьянской. Ведь я умею держать язык за зубами и хранить тайну.
- Как же вы попали в пятнадцать лет в фильм «Алые паруса»?
Мне было двенадцать лет, когда умер папа. Это стало для нас настоящей трагедией. Мне кажется, я в один миг стала взрослой. Маме пришлось сразу идти работать. Мы начали продавать какие-то ценные вещи, чтобы прокормиться.
А вскоре… Когда режиссер Александр Птушко искал актрису на главную роль, он позвонил маме и попросил привести к нему кого-то из своих дочерей. Посмотреть. Мама долго колебалась. Она помнила, что отец не хотел, чтобы мы стали актрисами. Но Птушко умел уговаривать. К тому же за роль полагался гонорар - подмога для семейного бюджета. Почему меня, а не Машу повели на киностудию показывать - теперь уже никто не помнит. Но факт остается фактом. И когда режиссер меня увидел, он совсем не обрадовался. Девочка с коротко стриженными волосами, в спортивном костюмчике. Ну какая романтическая Ассоль?! Но надели парик из длинных волос, красивое платье... И тогда Птушко взглянул на меня уже другими глазами и утвердил. Хотя, мне кажется, до конца режиссер все равно мне не доверял. Он видел Ассоль звонкую, а я такой не была.
И в итоге Птушко переозвучил мою героиню звонким голосом актрисы Нины Гуляевой.
- После фильмов «Алые паруса» и «Человек-амфибия», которые последовали друг за другом, на вас обрушилась невероятная слава…
То, что творилось вокруг меня в те годы, можно назвать истерией. Это был ад в чистом виде. Мы же не могли тогда нанять телохранителей и белую машину с тонированными стеклами. В институт я ездила на троллейбусе, утром стояла в очереди за хлебом в Елисеевском магазине. И повсюду меня подкарауливали люди! Представляете: вы жили спокойно в интеллигентной семье. На улице к вам никто не приставал, не смотрел, не подходил. Жизнь вообще в Москве тогда была размеренная. В восемь часов вечера улицы вымирали. Идти было некуда.
Главное развлечение - книги, которые я читала с упоением. И вдруг в один прекрасный день все переворачивается с ног на голову! Вообразите: вам начинают бесконечно звонить в дверь и убегать, хихикать, пинать двери ногами. Всем нужно вас видеть, с вами общаться, трогать, брать автографы. Некоторым кажется, что они Ихтиандры, и они хватают себя за горло и, задыхаясь, падают вам под ноги. Если вам надо ехать, скажем, в Ленинград на съемки, поспать в поезде вам не дадут - вас мгновенно узнают и обрушат на вас вопросы, разговоры, предложения посидеть за бутылочкой. И перед таким вот ежесекундным посягательством на вашу свободу вы ничем и никем не защищены. Все это стало для меня таким адом, что я до сих пор не могу преодолеть страх публичных мест. И стараюсь как можно реже появляться там, где большое скопление людей. Травма на всю мою жизнь!
- Вы как-то рассказывали, что даже старались выглядеть хуже…
Это касалось только периода, когда я работала в театре «Современник». Потому что тогда это был социальный театр, и я со своей внешностью чисто лирической героини не очень подходила. Например, в «Провинциальных анекдотах» у меня была роль обычной деревенской девчонки с рюкзачком. Так вот играя ее, я вставляла вату в нос, рисовала себе веснушки, гримом скругляла глаза, волосы укладывала «под горшок». И так было во многих ролях в этом театре - я пыталась себя поменять. Помню еще спектакль «Двенадцатая ночь», где играла Оливию. Так для этой роли я выбеливала себе лицо, брови, глаза. Этакая моль… Несмотря на все это, «Современник» я до сих пор вспоминаю с благодарностью. Кстати, о внешности.
Для фильма «Гамлет» режиссер Козинцев вытравлял мне волосы, убирал цвет с лица. Но это не для того, чтобы сделать некрасивой. Просто он хотел, чтобы Офелия была похожа на боттичеллиевскую женщину.
- Анастасия Александровна, а как вам удается так хорошо выглядеть?
Я верю, что на лице отражается все: твоя жизнь, твой характер, твои поступки. В этом смысле считаю «Портрет Дориана Грея» провидческим произведением. Я знаю актрис, которые в молодости были очаровательными красотками. Одна с прелестными ямочками на щеках, веселая, другая - холодная надменная блондинка. А потом жизнь сложилась так, что им приходилось много бороться. Кому за мужа, кому за роль, кому за место под солнцем. В результате заложились носогубные складки, появилось выражение стервозности, и это уже не преодолеешь.
Есть вещи, которые разрушают любого человека: алчность, ревность, зависть. А ведь, как правило, эти чувства человек испытывает намного чаще, чем, скажем, прилив доброты. Вот что с вами чаще случается: вы улыбаетесь какой-нибудь собачке, радуетесь удачно сказанному слову или расстраиваетесь из-за того, что вас толкнули в метро, нахамили в магазине? И в таких ситуациях надо просто уметь поворачиваться спиной! Иначе вы разрушите себя, привяжетесь к этим страстям. Мне в свое время эта наука стоила огромных усилий. Но меня это воспитало… Вот, например, я влюблена. Мой мужчина тоже влюблен в меня, я в этом уверена. Но почему-то в какой-то момент он при мне начинает кокетничать с другой девушкой, целовать ей ручки. Что должно происходить со мной? Конечно, я должна вспыхнуть, но не показать виду при всех.
А когда мы останемся одни, надо наорать и съесть его. (Смеется.) Но я научилась реагировать иначе. Я из последних сил заставляю себя повернуться ко всему происходящему спиной. И успокаиваюсь. Никто меня этому не учил, просто я сама поняла это. В результате я пребываю в счастливом неведении относительно многого, что могло бы меня ранить. Я никогда не соглашаюсь, чтобы мне передавали, что люди плохого говорят обо мне. Бывает, встречаешь человека, который тебя ненавидит, а ты ведь этого не знаешь, улыбаешься ему, здороваешься- он обескуражен. Так лучше жить, понимаете? Практичнее. Сейчас понимаю: главное, что я выстояла. Ни в личной жизни, ни в искусстве я не разменяла себя. Осталась сильным, независимым человеком. Для меня это важно! Грехи, как известно, тянут вниз.
- Вы однажды сказали: «Господь лишил меня радости в браке». Может, это как раз из-за того, что не устраивали сцены ревности?
Один мужчина, который в свое время за мной ухаживал, сказал: «Мне в тебе не хватает стервозности». Я рассмеялась. Спрашиваю: «Скажи, пожалуйста, а что такое роковая женщина?» Он стал описывать какую-то с черной бровью, с горящим взором. Да ничего подобного! Роковая женщина - это Манон Леско. Вот она идет, а кругом жертвы. Почему она уходит от мужчины? Ей же было только что хорошо. Но она в дороге, ей нужно дальше идти. Может быть, это мое качество не давало мне возможности быть счастливой в браке. Не потому, что я была какой-то не такой. Просто я всегда была в дороге, всегда куда-то стремилась. Многие видят в идеальном браке маниловщину. Когда муж и жена вступают в мещанский сговор: «А давай никому не скажем, что мы купили тумбочку».
Но это не моя стихия, я до сих пор не приспособлена для этого. Взять, например, брак с Никитой Михалковым. Я очень его любила, но была совершенно одержима своей профессией. Не знаю почему, но фанатично любила свою работу. Я готова была перенести все невзгоды. Снималась в массовках, получая копейки. На этот алтарь могла положить все. А ему нужна была совершенно другая женщина. И правильно, что мы разошлись! Два таких сильных человека не могут жить вместе. Но наши отношения прошли проверку временем и стали очень теплыми и дружескими.
- При этом вы не раз связывали свою жизнь с известными мужчинами - Михалков, потом - Александр Градский. Значит, пытались все-таки ужиться с публичными людьми?
А причем тут публичный человек или нет?! Это в отношениях совершенно не важно. С Сашей Градским у нас не получился брак не потому, что кто-то оказался плохим. Сейчас я понимаю, что была недальновидна. Нужно было оставить все на уровне романа, не надо было замуж. У нас не получилось потому, что мы абсолютно из разных «детских», из разной среды. Он воспитан на своей музыке, я, как вы понимаете, на музыке Вертинского. Да, все начиналось, как в сказке, но потом - быт, реальность. И вот наши реальности не совпали… Сегодня, хотя мы и редко с Сашей видимся, я по-прежнему отношусь к нему с теплотой и уважением. Прошли годы, и я сейчас понимаю, что брак - это вообще не для меня. Я - самодостаточный человек, во многом независима. Такой сложный, тяжелый характер для женщины. А что касается известности… Каждый человек - это личность, не важно, известен он народу или нет.
Публичность в таких вещах значения не имеет. Просто все союзы - разные, как отпечатки пальцев. Взять брак Родиона Щедрина и Майи Плисецкой. Или Ирины Скобцевой и Сергея Бондарчука. Эти союзы получились счастливыми. А то, что оба супруга - звезды, разве это важно? Между собой же они - обычные люди. Они же не говорят друг другу: «Эй ты, звезда, где мой чай?»
- В вашей семье мальчиков не родилось. Не было мысли дать сыну Степану фамилию Вертинский? Как-то обидно, что фамилия такого гениального артиста пропадет…
Степан был рожден от Михалкова, поэтому и фамилия у него отца. Было бы неестественно, если бы сын взял фамилию матери! А насчет того, что фамилия пропадет… Сколько бы у Толстого ни было потомков, Толстой-то один! И фамилия Вертинского никуда не денется - чтобы оставить ее в истории, Александра Николаевича вполне достаточно.
Такой маленький бриллиант в короне русского искусства - счастье, что он был. Удивительный и ни на кого не похожий.
- В 1989 году вы выпустили спектакль о своем отце «Мираж, или Дорога русского Пьеро». Почему вы там не пели его песни?
Потому что я не пою вообще. Природа в этом деле на мне отдохнула… Помню, как снималась в фильме «Бременские музыканты», где моей Атаманше нужно петь. Саша Абдулов, который был режиссером картины, принес мне кассету с записью Ларисы Долиной. Это было очень яркое исполнение, к которому я не была готова. И несколько дней училась открывать рот под эту песню, чтобы потом на съемках изобразить, будто бы пою я. Степан мне дал плеер с наушниками, я ездила по Москве и слушала фонограмму.
Ведь нужно было довести себя до такого состояния, чтобы ты сам поверил, будто бы поешь! Представляете, я еду за рулем на дачу и беззвучно открываю рот под: «Говорят, мы бяки-буки, как выносит нас земля…» Люди смотрели на меня из соседних машин и крутили у виска пальцем.
- Анастасия Александровна, вот уже несколько лет вы не снимаетесь и не играете в театре. Почему?
А кого мне играть? Маму киллера?! Вы можете представить меня в этой роли? Я в фартуке готовлю на кухне. Приходит домой мой сын - киллер. Я говорю: «Сынок, хочешь чаю?» А он: «Мама, отвали, не сейчас». Ну и что это? Зачем? Не попадаются мне хорошие сценарии и пьесы. В театре я больше не хочу выходить в ролях «от-кутюр» и рыдать о вишневом саде.
Мне хочется живой образ, каким, например, была моя героиня в фильме «Безымянная звезда». От хорошей роли я, конечно, не откажусь. Конечно, бывали ошибки. Например, помню, как в годы перестройки снялась в фильме Васи Пичула «В городе Сочи темные ночи». Сыграла в эпизоде алкоголичку. Сделала у стоматолога железные зубы, подложила под щечки ватку, нарисовала мешки под глазами. И зачем? Не знаю. Эта работа никому ничего не дала. Конечно, многие артисты рады любой возможности промелькнуть на экране. Или ходят по разным ток-шоу, чтобы высказать свою глупую мораль. Пытаются догнать поезд славы, который уже давно ушел. Грета Гарбо в свое время перестала сниматься. Представляете, если бы она вышла в роли бабушки киллера?! Ее бы не поняли. А так она посвятила последние годы друзьям, себе...
Недавно ушла из жизни Ольга Аросева, которую редко можно было увидеть в ток-шоу и сериалах. И из-за этого не перестала быть Аросевой, талантливой и неповторимой. Кстати, я вообще против, чтобы артист играл в преклонном возрасте. Даже в хороших ролях. У нас это возведено в какой-то фетиш: умри на сцене, это так здорово! И вот уколы артистам делают в антракте, после чего они собирают волю в кулак и пытаются играть. Ну что это такое? Разве это Олимпиада? Зачем такая гонка?!
- Вы не чувствуете себя одинокой?
Вовсе нет. Одиночества на самом деле не бывает, это выдумка людей. Если у тебя есть дело, любовь, откуда взяться одиночеству?! Любовь - это ведь не только муж и жена, это семья. А семья у меня большая. Мама, Степан, трое внуков, сестра, две племянницы.
И их всех я люблю. Степан внешне очень похож на Александра Вертинского. А в характере он особенно унаследовал его доброту. Хотя постоянно ворчит на меня, что я балую внуков. А мне кажется, детей баловать нужно. Как это делал мой папа. Плохое в жизни дети еще увидят, когда станут взрослыми, а вот добро им должны давать родные. Я продолжаю заниматься наследием Александра Вертинского: мы реставрируем и выпускаем на дисках его песни, а недавно издали две книжки - обновленное переиздание «Дорогой длинною...» и «Желтый ангел», где собраны стихи. Последнюю книгу замечательно проиллюстрировал художник Юрий Купер. Сам эмигрант, он прочувствовал Александра Николаевича. 21 марта следующего года исполнится 125 лет со дня рождения Вертинского. К этому событию мы готовим большую выставку в Литературном музее.
А еще работаем над художественным фильмом об Александре Николаевиче для Первого канала. Уже встречались с Дуней Смирновой, которая будет писать сценарий и выступит в качестве режиссера. Также у меня есть Благотворительный Фонд Актеров, который более 20 лет помогает артистам. Так что дел много. Я, наоборот, стараюсь найти время, чтобы побыть одной. А вы спрашиваете об одиночестве. (Смеется.)
Блестящая Анастасия Вертинская и верная подруга Татьяна Михалкова - он любил их обеих, но остался с той, которая сумела отойти на второй план.
Он всегда знал себе цену и чувствовал свое предназначение. Младший сын знаменитого советского литератора Сергея Михалкова и поэтессы Натальи Кончаловской, Никита воспитывался с мыслью о том, что семья, клан - главное в его жизни. А для крепкой семьи нужна надежная хранительница очага. Такую он и искал среди своих многочисленных поклонниц.
НАПЕРЕКОР АВТОРИТЕТАМ
фото: РИА Новости/Борис Кауфман
Поступление в Щукинское театральное училище для Никиты Михалкова было поступком логичным. Учеба в спецшколе с математическим уклоном у мальчика не задалась - не было способностей к точным наукам. Зато были способности актерские, которые не замедлили проявиться в студии при театре Станиславского.
Никита поступал, уже имея некоторый опыт в профессии: в 14 лет он снялся в фильме Василия Ордынского «Тучи под Орском» и в «Приключениях Кроша» Генриха Оганесяна. Учеба тоже не помешала работе. Что такое настоящая известность, Михалков понял после съемок в картине «Я шагаю по Москве» Георгия Данелии.
Преподаватели «Щуки» столь раннего стремления студента к работе не оценили.
В те времена съемки в кино во время учебы не поощрялись. В результате, с четвертого курса Никиту Михалкова отчислили - без оглядки на его фамилию и заслуги в кинематографе.
Тут-то и пришлась кстати его природная невозмутимость. Ни на секунду не усомнившись в собственной правоте, он поступил снова - но на этот раз уже на режиссерский факультет ВГИК.
РЕЖИССЕР В СОБСТВЕННОМ ДОМЕ
Щукинскому училищу Михалков остался обязан не только первым урокам профессии. Именно здесь училась девушка, увидев которую однажды, он уже не смог забыть. И был в этом не одинок - Анастастия Вертинская уже была известной актрисой. Снявшись в «Алых парусах» и «Человеке-амфибии», она только и делала, что отбивалась от поклонников, а в училище пыталась доказать однокурсникам, что поступила не по блату, а благодаря таланту.
Эти ощущения отчасти были знакомы и самому Михалкову.
Он не просто влюбился в Вертинскую, а искренне понимал и сочувствовал ей. Студенческий роман развивался бурно: вскоре Никита и Настя уже жили вместе на даче Михалковых, а через девять месяцев стали родителями сына Степана.
Когда молодые, наконец, оформили отношения в ЗАГСе, Сергей Михалков назвал брак сына «учебно-тренировочным» - и оказался прав.
Михалков стремился повторить ролевую модель собственной семьи: Настя с ребенком ждет его дома с вкусным ужином, а он посвящает себя работе и творчеству. Но Вертинская хотела как можно скорее вернуться из декрета на съемочную площадку.
«Настя – лидер. Она очень сильный человек, она прекрасна. Большую часть жизни мы проводили в милиции, я всегда из-за нее дрался, но отношения разрушились потому, что, находясь в одной профессии, мы испытывали абсолютно разные чувства», - признался однажды Михалков.
Расставание прошло интеллигентно. Он всю жизнь помогал ей в воспитании сына Степана, а Вертинская до сих пор называет Михалкова своим единственным мужем - будто забыв о своих более поздних романах.
«ЖЕРЕБЦУЕТ!»
Никита Михалков к/ф «Жестокий романс»
Расставшись с Вертинской, Михалков целиком посвятил себя работе. Десятилетие с 1974-го по 1984-й стало самым плодотворным в его карьере. Фильмы выходили почти каждый год: «Свой среди чужих, чужой среди своих», «Раба любви», «Неоконченная пьеса для механического пианино», «Пять вечеров»… Между режиссерскими проектами он успевал сниматься у коллег - роли в фильмах «Сибириада», «Пять вечеров», «Вокзал для двоих» стали одними из лучших в его карьере.
В 80-е режиссеры стали снимать фильмы специально «под Михалкова» - так, «Жестокий романс» Рязанова не состоялся бы без согласия на главные роли Мягкова и Михалкова. Те съемки он и сейчас вспоминает с удовольствием.
«Снималась картина на Волге, в Костроме, и это было чудесное время. В тех местах я впервые почти физически ощутил свои корни по отцовской линии, и вместо отведённых трёх недель я, отложив все дела, провёл там два месяца».
Перед михалковским обаянием не могла устоять вся съемочная группа. Каждый вечер он устраивал банкеты за свой счет, плясал с цыганами, а однажды даже отправился на охоту на медведя.
«Опять жеребцует!», - комментировал поведение артиста Эльдар Рязанов.
Конечно, начинающая актриса Лариса Гузеева в какой-то момент тоже попала под обаяние самого яркого мужчины на съемочной площадке. Но Михалков в те годы уже был, что называется, «глубоко женат». Сердце режиссера покорила молодая манекенщица Татьяна Соловьева.
СЕМЬЯ - НА ВТОРОМ МЕСТЕ
Никита Михалков и Татьяна Соловьева
Он увидел ее на какой-то премьере в Доме кино и сразу пригласил на свидание. Татьяна собралась на него по всем законам жанра: сделала яркий макияж со стрелками, волосы уложила в модную бабетту и в таком виде пришла в ресторан. Первое, что сделал Михалков при виде девушки - отвел ее в туалет умываться.
Этот эпизод сразу дал ей понять, какого мужчину она выбрала. Таня дождалась своего Никиту из армии, вышла за него замуж, родила детей - и стала той хранительницей семейных традиций, о которой он всегда и мечтал.
Надежда Михалкова, Никита Михалков, Татьяна Михалкова
«Кино и друзья для меня на первом месте, а семья – на втором. Татьяна приняла этот крест потому, что за этим, по всей видимости, стоит нечто большее. Я не могу допустить, чтобы мной кто-то владел, как только я чувствую натянутый поводок, я его рву», - объяснял Михалков в интервью много лет спустя. Сейчас их пара заслуженно считается одной из самых крепких среди российских знаменитостей. В 2018-м большая семья Михалковых отметит 45 лет со дня свадьбы Никиты Сергеевича и его Татьяны. Глава семьи по-прежнему полон творческих планов и режиссерских амбиций - не потому ли, что долгие годы чувствует за своей спиной надежный тыл?
Режиссер, актер и продюсер Никита Михалков первый раз был женат на актрисе Анастасии Вертинской. Они поженились в студенческие годы и прожили недолго. Однако, Михалков уверен, что у Анастасии до сих пор остались чувства к нему.
Красивая любовь Анастасии Вертинской и Никиты Михалкова завораживала. Красавица-актриса и статный режиссер – они любили друг друга даже после расставания. И, по словам Никиты Сергеевича, возможно, любят до сих пор.
Анастасия Вертинская в фильме "Алые паруса"
Звезда советского кино стала первой женой мэтра, правда прожили в браке они недолго. Причина разрыва банальна – не сошлись характерами.
Познакомились будущие супруги в Щукинском училище. Оба были из знаменитых семей. Анастасия – дочь легендарного певца Александра Вертинского, Никита – сын знаменитого писателя Сергея Михалкова. В то время их имена были знакомы многим. Настя уже сыграла свои легендарные роли Ассоль и Офелии, Никита стал звездой культового «Я шагаю по Москве».
Анастасия Вертинская и Никита Михалков в молодости
Об их любви можно говорить словами Булгакова: «любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих». В 1966 Михалков и Вертинская сыграли свадьбу, а за полгода до этого у пары родился сын Степан.
Но счастье молодых длилось недолго. Частые ссоры, взрывные характеры обоих супругов – спустя три года они расстались. И этого Анастасия Александровна не может простить себе по сей день.
Сейчас, с высоты опыта, Вертинская понимает – кто-то должен был уступить. Но поставить семью выше карьеры она оказалась не в силах, а он – не в силах этого принять. Никита Сергеевич даже спустя много лет уверен: его Настя все еще любит.
Сама актриса также не скрывает, что Михалков остается для нее одним из самых близких людей, несмотря на многочисленные романы, которые бывали у нее после развода. Так, отношения с музыкантом Александром Градским Вертинская предпочитает не вспоминать, уверяя, что этот союз принес ей лишь разочарование.
Самыми «долговечным» советская Вивьен Ли, как называли ее коллеги и поклонники, считает отношения с Олегом Ефремовым. Их роман длился 20 лет, и именно ради него она перешла работать в МХАТ из родного «Современника».
«В тот период, когда я хотела за него выйти, это было невозможно, так как он был женат. А когда он этого сам захотел, я его уже не любила. Олег Николаевич был очень пьющим человеком. Это тяжкий крест, и я его взвалить на себя не могла », – признавалась актриса.
