Мало какой компании удастся похвастать двукратным ростом годовой выручки. Тем более на 23-м году жизни и в кризисное время. Но это удалось «Глории Джинс», выручка которой выросла в прошлом году на 94%. Более того, владелец компании Владимир Мельников собирается повторить прошлогодний рекорд и в 2011-м г., а к 2015 г. вообще увеличить продажи в пять раз. О том, какой подход позволяет работать на нашем рынке с такой эффективностью, а также о слабых и сильных сторонах этого рынка Владимир Мельников рассказал в интервью Slon.ru.
– И в чем же заключается ваш рецепт развития?
– В постановке целей. Знаете, у Мандельштама есть строки:
«Немногие для вечности живут,
Но если ты мгновенным озабочен,
Твой жребий страшен и твой дом непрочен!»
Наша цель к 2014–2015 гг. достичь оборота в 41 млрд руб., открыв 700–800 магазинов. По итогам 2010 г. общие продажи «Глории Джинс» составили 9 млрд руб., розничная сеть насчитывала 350 магазинов. Это будет уже не только российский и украинский рынок (на котором у нас уже есть более 20 магазинов). Мы сейчас как раз находимся в стадии обсуждения стратегии выхода розничной сети на глобальные рынки. Видение «Глории Джинс» заключается в том, что каждая Золушка мечтает стать принцессой.
А в целом, мы как компания и я, в частности, как ее владелец, хотим быть одними из тех, кто создаст новый облик России: «страны не дураков, а гениев». Это уже Тальков.
– А что вы думаете о нынешнем положении дел на российском рынке одежды? Уже полгода ряд ритейлеров предрекают существенное подорожание одежды в связи с двукратным ростом стоимости хлопка на мировых рынках.
– Выиграет тот, кто последним поднимет цены. Но повышение касается в первую очередь среднеценового сегмента. Например, Inditex и ее брендов: Zara и другие. Они уже подняли цены на 15–20%. И осенью, скорее всего, они еще повысятся на 15–20%. Что касается нижнего сегмента, например, к нему относится и «Глория Джинс», H&M, Forever 21, то эти бренды повысят цены не более чем на 10%, и то только осенью, так как девиз этих брендов – value for money – заставит их больше ориентироваться на потребительский спрос, а не на прибыль. А денег у потребителей больше не будет. Что касается дорогих марок, то, скорее всего, там не стоит опасаться повышения цен. У них и так первоначальная маржа более 80%.
– Кстати, о наценках. Вообще-то про 80% вы, кажется, смягчили. Если почитать в интернете, создается впечатление, что рядовые покупатели уверены, что цены на одежду в России выше в разы, нежели за границей...
– В России одни из самых высоких заградительных пошлин в мире, причем на все виды продукции. В Бразилии, например, тоже, но там инвестиции в промышленность составляют в десятки раз больше, чем у нас. Нигде, кроме России, нет такого налога, который рассчитывается на килограммы. Представьте себе рубашку, которую продают за 600 руб., и другую, которую продают за 6000 руб. Согласно положению о таможенном налоге, за обе рубашки надо заплатить, исходя из ставки $5 за 1 кг. Для того, кто продает рубашку, майку, джинсы и прочее дешево, например H&M, «Твое», «Глория Джинс», таможенный налог составляет от 40%-100% и даже больше от таможенной стоимости. А тому, кто продает дорогую одежду, – а это ЦУМ, ГУМ и все бутики – пошлины обходятся от 5% до 10% таможенной стоимости, так как вес практически одинаков. В США и других нормальных странах ставка одинакова – в основном до 7%, максимум до 13% от таможенной цены. Которую, кстати, при желании легко проверить.
– Тем не менее, несмотря на эти барьеры, число иностранных сетей в России понемногу растет. Год назад вышла Uniqlo, которая, кстати, тоже столкнулась с проблемами на таможне...
– Хотим мы этого или не хотим, но для того, чтобы не быть выброшенными в третий мир, Россия вынуждена будет интегрироваться в мировое пространство. Если не изменяться интеллектуально и технологически, то мы только проиграем и Россия исчезнет как государство. К сожалению, Россия проигрывает развитому миру по всем параметрам. И ритейлеры не исключение. И те розничные компании, которые не вкладываются в научно-исследовательские работы, в изучение глобальных трендов, уйдут с рынка.
– Несколько лет назад в одном из журналов вас охарактеризовали как человека, постоянно ищущего все новое и прогрессивное по миру. Вы сейчас упомянули о научно-исследовательской работе, а что конкретно из этого вы делаете у себя в компании?
– «Глория Джинс» – это компания, которая расположена в провинции и которая не имеет никакой поддержки: ни административной, ни «человеческой». Поэтому нам нужно много работать, много думать. Так как все умные уезжают в Москву и далее, мы вкладываем более 50% нашей прибыли как раз в научно-исследовательскую работу, и это дает нам хорошие плоды.
«Глория Джинс» не сильно озабочена стремительным ростом ради роста. Как говорил первый московский мэр Гавриил Попов во время несправедливой приватизации: «В третьем поколении все станет на свои места». Правда, он не думал, что страна выберет путь «стабилизации», которая длится уже более 10 лет, но и до третьего поколения еще достаточно времени.
– Россия вообще способна стать заметным игроком на одежном рынке? Может ли у нас вырасти собственное производство уровня мировых брендов?
– Когда мы поднимаем эту тему, наверное, не совсем уместно говорить с придыханием только об иностранцах. 30 лет назад образовались две маленькие компании, выросли они в относительно небольших странах, которые к тому же не являются законодателями мод и не особо заметны по части розничной торговли одеждой. Сегодня эти две маленькие компании являются величайшими мировыми брендами. Это испанская Inditex и шведская H&M. В одной стране 46 млн населения, в другой – 9,5 млн. А сколько человек живет в России? Неужели у нас не найдется 10–20–50 человек, которые поднимут престиж нашей страны?
– Да, но все же наша текстильная отрасль находится в плачевном состоянии. Разве у нас есть хоть малейший шанс повторить бум текстильного производства, который в свое время произошел в Турции и Китае?
– Думаю, что такого шанса у России нет. Да и не надо. У нашей страны другие государственные приоритеты: оборона, здравоохранение, образование. Мы должны восстановить хоть какой-нибудь паритет в области новейших технологий. Наконец, нам необходимо свое полноценное сельское хозяйство, которое дает действительно реальную безопасность. Ведь из двух основополагающих факторов жизнеобеспечения человеческого рода – отсутствия голода и холода – необходимость полноценно питаться все-таки на первом месте. Голод превращает человека в животное в прямом смысле слова, а холод ведет только к скованности и оцепенению, как и страх. Поэтому забота государства и вливание денег в развитие агропромышленного сектора – это нормально и оправданно. Пусть даже если разворовывается при этом половина средств. К тому же в России сокращаются человеческие ресурсы, особенно активная часть населения.
Что касается легкой промышленности, то на самом деле есть одно-два возможных и необременительных решения для государства для того, чтобы подстегнуть ее развитие. Во-первых, закрыть все вещевые рынки, как один из главных рассадников бандитизма, сращенного с нижней властью. А то вырастили схему: бандиты плюс милиция плюс местная власть плюс подпольные цеха и плюс продажная таможня.
А во-вторых, необходимы серьезные льготы. Очень весомые льготы тем, кто соберется открывать небольшие фабрики в заброшенных, депрессивных городах, поселках городского типа. И это как раз ничего не будет стоить государству; города, о которых я говорю, сейчас мертвые города.
– То есть вы поддерживаете инициативу московского мэра Сергея Собянина по закрытию всех вещевых рынков? Но как же кризис, падение спроса, необеспеченные слои населения? Ведь для них рынок – это возможность покупать по средствам.
– Это естественный процесс. В последние годы открытые рынки сократились в общем товарообороте на рынке одежды с 70% до 40–50%. По моим подсчетам, в ближайшие три года, если даже ничего не менять, их доля уменьшится до 30%. Что касается продуктов питания, если не ошибаюсь, то доля открытых рынков до кризиса составляла около 40%, а сейчас она не больше 20%. Это хороший результат.
Если бы в России и во всем мире кризис не залили деньгами, результат благоприятных изменений для всемирной и российской экономики был бы намного выше. Хотя и жертв было бы больше. Только не тех, о которых вы подумали, жертв среди «власть предержащих», как в бизнесе, так и в политике. Случилось то, что случилось. Но еще не вечер.
Елизавета Никитина
- Настя, что изменилось в вашей жизни, когда вы стали мамой?
Практически все - стало новым и невероятно неожиданным. С Машей мир вокруг меня, не просто засиял новыми красками, а стал полным и насыщенным, в нем поменялись все ранее существующие пропорции, так как в центре этого мира и меня самой оказалась – моя дочь.
- Это было долгожданное событие?
Я очень долго мечтала о ребенке. Это было очень осознанное стремление – я родила Машу в 32 года, и уже отдавала себе отчет в том, что для меня самое главное в жизни. Я была готова на все, чтобы осуществлению моей мечты ничего не помешало. К тому же, меня поддерживали родные, которые старались помочь мне любыми средствами. Мне говорили: «Настюшечка, ты только забеременей, а мы сделаем все остальное – выносим, родим и вырастим!». При такой любви вокруг я не могла не реализовать это витающее в воздухе предчувствие.
- Как протекал период ожидания, каким он Вам запомнился?
Счастливым и нелегким одновременно. Я пролежала, не вставая с постели, несколько недель – так рекомендовали врачи, и я им свято следовала. Пришлось пить и назначенные ими гормональные таблетки, от которых я сильно поправилась. Но все это было сущей ерундой по сравнению с тем, что должно было произойти в моей жизни! Это радостное ожидание помогало переносить все – и затянувшееся бездействие, и безумную работу, когда у меня появилась возможность к ней вернуться – мы ведь должны были успеть доснять «Ментов», прежде чем живот станет заметен, и я отправлюсь в роддом!
- Настя, Вы скрывали от окружающих свою беременность?
Я не ставила перед собой такой цели. Но даже то, что я тогда заметно поправилась, почему-то не сыграло своей роли. По-видимому, окружающие решили, что я сделала это специально. Близкие, конечно, знали, ведь именно они поддерживали меня, а говорить о своей беременности всем подряд, честно говоря, не хотелось. Хоть я и не суеверный человек, все-таки было немного не по себе: а вдруг что-нибудь случится?
- Психологически Вы ощущали себя самодостаточной или нуждались в поддержке близких людей?
Конечно, я была тогда более ранимой, чем сейчас, но мои родные –мамочка, тетя, братья, невестки, племянницы -- постоянно были рядом, и я всегда чувствовала себя защищенной. Огромное спасибо им за это!
Настя, а чем еще, кроме работы, вы занимались во время беременности? Детское приданое готовили? И кстати, знали – для мальчика или для девочки?
УЗИ не показало точно, кто будет. Врачи предполагали мальчика, но не были уверены. Я же была рада и мальчику, и девочке, главное, чтобы малыш был здоровым. А в том, что он будет у меня самым любимым, никто не сомневался. Я знала, что существует старинное мнение, что вроде бы нельзя приобретать детские вещи, пока малыш не родился. Но я покупала и получала от этого огромное, ни с чем не сравнимое удовольствие! Я кроила, шила. Сама расшила детское белое одеяло, украсила конверты и другое белье старинными кружевами… Очень хотелось, чтобы моего ребенка с первых дней его жизни окружало все самое красивое, изящное, изысканное.
- Что было решающим в выборе медицинских услуг, в том числе и клиники, где предстояло рожать?
Всю медицинскую часть взяли на себя родные. Моя мама – гинеколог-онколог с огромным стажем, папа был известным питерским хирургом, и как дочь врачей четко выполняла все рекомендации. А в положенный срок отправилась в тот роддом, где работали знакомые моих родителей и где меня знали.
- Родов боялись?
Не то чтобы боялась, но, конечно, робела. Ведь невозможно предугадать, как повернутся события, хотя по-настоящему непредсказуемость этого процесса я, наверное, понимаю только теперь.
- Эта самая непредсказуемость коснулась вас?
Вопрос о ведении родов решали врачи. Они считали, что в моем возрасте и при склонности к перепадам давления лучше не рисковать и выбрали кесарево сечение.
- Вы быстро справились с принятием решения?
Да. Это даже не я справилась, а моя мамочка, которая постоянно находилась рядом. В том, что она выберет единственно правильный вариант, я не сомневалась ни секунды.
- Мама была рядом все время?
Да, я держала за руку ее, а она – меня, и так до тех пор, пока все не закончилось. Именно мама проследила, чтобы дочку сразу после рождения положили мне на грудь, посмотрела, чтобы у нас все было хорошо. Если бы не мама, я даже не представляю, как бы все прошло, и что было бы со мной и с Машей.
- Как вы относитесь к идее присутствия мужа на родах?
Я думаю, что мужчина обязательно должен видеть рождение своего ребенка, тогда отношение к женщине становится другим. Но сама бы на подобный шаг не решилась. Во-первых, я так воспитана, что могу показаться мужчине только в наиболее привлекательном виде, ничего с собой поделать не могу. Хотя понимаю, что когда двое остаются наедине, то они видны друг другу со всех сторон, а не только с самых красивых. Во-вторых, роды – это не менее интимный процесс, чем то, что происходит между мужчиной и женщиной за закрытыми дверями, и это не должно сопровождаться присутствием посторонних людей. А ведь при рождении ребенка, кроме родителей, рядом находятся врачи. Мне не хотелось компромиссов с самой собой, поэтому я и была вместе с мамой.
- Настя, а вы помните свои ощущения, когда в первый раз увидели дочку?
Это словами передать очень трудно. Просто невыразимо, наверное. Я поняла, что такое абсолютное счастье!
- Когда Вы выбрали имя для дочки и почему она стала Марией?
Я хотела назвать дочь в честь Девы Марии и отблагодарить бога, который после всех моих просьб послал мне этого ребенка. А еще я назвала дочку в честь моей любимой невестки Маши, которая много сделала для того, чтобы малышка появилась на свет. Я считаю это правильным – ведь ребенок унаследует лучшие черты того человека, в честь которого назван. Когда я еще думала, что у меня будет мальчик, то хотела назвать его в честь папы - Рюриком. Даже в имени он продолжил бы наши старинные семейные традиции, которыми можно гордиться.
- Как Вам жилось первые несколько месяцев после рождения дочурки? Тяжело было?
Что вы! Я просто летала на крыльях от счастья, когда видела мою Машеньку, поэтому все проблемы – а это были обычные для новорожденного ребенка сложности – кормление, колики – тоже стали своеобразной составляющей этого огромного счастья. Правда, я очень боялась сделать что-то не так. Даже когда я пыталась поменять Маше подгузник, постричь ноготки или почистить ушки, у меня от страха тряслись руки. Я ничего не замечала вокруг, кроме дочки. Спустя какое-то количество дней, а вернее ночей, которые я не спала вместе с ней и не отходила от кроватки, я почти падала на ходу. Тогда моя мама снова взяла ситуацию в свои руки и волевым решением отправила меня спать. Она была с Машенькой до тех пор, пока я не выспалась и не перестала валиться с ног. И все равно, эта новая жизнь с ребенком кажется мне совершенно счастливой до сегодняшнего дня. И я знаю, что так будет и завтра.
- Настя, а что вы делаете, когда Машенька плачет или капризничает?
В этом отношении у меня просто золотой ребенок – она не капризничает и плачет редко. В младенчестве ее плач просто разрывал мне сердце, я готова была сделать для нее что угодно: укачивала на руках, и это совсем не казалось мне нудным или утомительным занятием, несмотря на то, что я сама постоянно не высыпалась. Машеньку было так приятно! Я до сих пор даже мысли не допускаю, что она будет плакать, лежа в кроватке. Я старалась и стараюсь делать все, чтобы Машенька чувствовала себя защищенной в этом пока большом для нее мире.
- Вы подготовили своей маленькой принцессе детскую комнату? Что для вас было самым важным?
Поначалу мы спали с ней вместе, и только спустя некоторое время у нее появилась своя комната. Мне хотелось, чтобы это была не просто удобная детская, а комната для маленькой барышни – изящная, красивая, нежная. Поэтому особенно тщательно я подходила к выбору цветов. Мне казалось, например, что для нее подойдет не просто розовый цвет, а оттенок увядшей розы – пепел розы, как его называют… Важна гармония, которая окружает девочку с рождения. Тогда она вырастет настоящей женщиной, а не номинальной представительницей женского пола. Мне было важно, чтобы Машеньку окружали только красивые вещи, может быть, со своей творческой историей, как, например, ее колыбелька, украшенная необычными кружевными лилиями. Я заметила их, снимаясь в фильме «Идиот», на костюме Аглаи, которую играла Ольга Будина. Оказалось, что у костюмера остались лишние кружева, и я сама украсила лилиями колыбель. Думаю, что такое окружение подспудно формирует личность, а не только внешнюю женственность.
- Что для вас важно при покупке детских вещей?
Опять-таки их красота и гармоничность, которая бы воспитывала вкус девочки. Мне всегда было важно, чтобы любая детская вещь была не только функциональна, но и красива. С самого рождения Машенька на прогулке лежала в красивом конверте из меха норки, я подбирала ей носочки и белье одного цвета.
- Замечаете плоды ваших усилий?
Еще бы! И не только сейчас, когда Машеньке два с половиной года. Первые результаты появились гораздо раньше, когда она и говорить-то толком не умела. Я как-то привезла ей из Америки великолепное нарядное платье с пышной двухслойной юбкой, как у сказочной принцессы. В этом туалете она должна была пойти с бабушкой на торжественное мероприятие. Погода была холодная, и бабушка предложила ей надеть комбинезон, но Маша возмутилась: он же совсем не подходит к платью! И потребовала, чтобы сверху надели, как она сказала, «субу» (шубу). Никто ее специально этому не учил, тем более в таком возрасте. Но меня ее «женский» подход радует. Вполне возможно, что это -- отраженное влияние той гармоничной атмосферы, которая ее окружает.
- Кстати, к разговору о красоте и гармонии: как Вы возвращали форму после родов?
Конечно, были проблемы! В начале беременности, как уже говорила, я сильно поправилась – на 18 кг. Правда, первые десять слетели довольно быстро, сразу после родов, а вот над остальными пришлось очень потрудиться. По природе я склонна к полноте, поэтому вся моя жизнь -- это постоянные ограничения: ни кусочка хлеба, ни грамма сладкого. И даже при этом я умудряюсь поправиться до 52 кг. Соответственно, чтобы вернуть былые 48 кг, пришлось себя еще больше ограничить. Точно знаю: советовать тот способ, который использую я, нельзя никому категорически, поскольку пользу здоровью такое ограничение вряд ли приносит. Но меня к этому профессия обязывает.
- К работе быстро вернулись?
Я уехала в роддом практически со сьемочной площадки «Ментов» и вернулась на съемки через 2 дня, Маша в это время была еще в роддоме.
У Вас ведь такая большая семья, было кому позаботиться о ребенке, пока вы на съемках. Неужели так тяжело было расставаться с дочкой?
Чрезвычайно тяжело! Я просто не могу ее от себя отпустить. Поэтому до года она не раз была со мной на съемках, в перерывах я кормила ее. Если я весь день не вижу Машу, жизнь превращается в сущий ад, ничего не могу делать. Уже в три месяца дочь летала со мной в Америку. У нас есть складная коляска и сумка-холодильник для детского питания. С такими вещами в пути никаких проблем не возникает. Да и моя мама не раз путешествовала с тремя маленькими детьми – братьями и мною, и всегда все было хорошо.
- Настя, а няня у Маши есть?
Знаете, когда встал вопрос о няне, я даже представить себе не могла, что могу с кем-то оставить дочку. К счастью, обстоятельства сложились так, что мне помогает наша давняя знакомая, мать троих детей. Она просто член нашей семьи, и Маша даже слово «мама» в первый раз сказала по-грузински: «дэда»
- Вы уже продумали систему занятий с дочкой? Как Вы относитесь к идее раннего развития?
В разумных пределах это хорошо. Машенька сейчас начинает заниматься английским, а в скором будущем мы расширим количество интересных ей предметов.
Вы, прежде всего, ориентируетесь на Машины интересы и ценности. А как же воспитательные принципы? Каковы они в Вашем родительском варианте?
Сейчас приоритет моей жизни - это, конечно, дочь. И пока я буду ей нужна, вся моя жизнь будет строиться только на том, что нужно Маше. Я буду подстраиваться под ее расписание, желания и потребности. Это не баловство, меня родители любили и воспитывали так же.
- Что на сегодняшний день Вы считаете самой серьезной проблемой в отношениях с дочерью?
Я очень остро чувствую, что мне хронически не хватает общения с ней. При этом, сама Машенька находится в окружении близких и родных людей и не испытывает тех проблем, которые ощущаю я. Она мне нужна больше, чем я ей. Пожалуй, это самый серьезный, но не ее, а мой внутренний конфликт. Я разрываюсь между работой и ребенком.
- Что Вы пожелаете нашим читателям, будучи такой счастливой и состоявшейся мамой?
Абсолютной любви и гармонии, которая приходит к женщине только тогда, когда она видит своего ребенка!
Ксения Собчак: Притчи богатого юноши
Ксения Собчак поговорила с создателем и владельцем компании Gloria Jeans Владимиром Мельниковым о дешевой одежде, Священном Писании и перспективах бизнеса в России
Готовиться к разговору с Владимиром Мельниковым мне было непросто. Из различных источников вырисовывались образы двух совершенно разных людей.
Один – этакий реликт эпохи кооперативного движения и малиновых пиджаков, простецкий парень себе на уме. За спиной – фарцовка джинсами, валютные преступления, три срока в исправительно-трудовых учреждениях общей протяженностью в десятилетие. Затем – достойная восхищения верность избранному пути: из скромной фирмы по пошиву джинсов вырастает империя ритейла Gloria Jeans с сотнями торговых точек по России и всему миру и с миллиардным годовым оборотом. Но тяжелое прошлое накладывает отпечаток на манеры: поговаривали, что Владимир Мельников бывает крут с подчиненными, а в часы благодушия наставляет их притчами из лагерной жизни.
Увы, этот складненький литературный образ начисто разбивался о фигуру другого Владимира Мельникова. Благообразный седобородый старец, поселившийся в собственном доме неподалеку от Оптиной Пустыни, где, по слухам, насельничает его духовный руководитель и наставник. Человек, на полтора года отошедший от дел, чтобы скрасить последние дни смертельно больной жены. Воцерковленный православный христианин, иллюстрирующий свои суждения о политике и бизнесе цитатами из Священного Писания. В общем, наспех придуманный мною поношенный малиновый пиджак бесследно сгорел в очищающем пламени геенны.
Я как раз наносила торопливый макияж на свой когнитивный диссонанс, когда в дверях появился Владимир Мельников. Третий по счету. Почтенный джентльмен с внешностью и манерами профессора-слависта из Стэнфорда. Скромный, степенный, рассудительный и уж никак не похожий на религиозного фанатика. Мягкий «познеровский» выговор – то ли едва заметный иностранный акцент, то ли просто интеллигентская рафинированность:
– Давайте только сначала кофе выпьем? А то я долго летел, потом ехал два часа на машине. Очень устал.
О трудах и скорбях
– Откуда вы прилетели? У вас действительно такой график, что не бывает ни одного свободного дня?
– Моя последняя встреча была с таким японским гуру, мистером Такео Ямаока. Вот что он мне потом написал: «Насколько я вижу, у вас очень напряженный график, поэтому, пожалуйста, больше следите за своим здоровьем». Мы полетели в Японию из Москвы, из Японии в Чикаго, потом в Сан-Паулу, потом в Париж, потом на Афон через Салоники, потом обратно тем же путем.
– Я так понимаю, что все, кроме Афона, было деловой поездкой? Вы ездили договариваться о новых фабриках?
– Нет. Gloria Jeans – это не производственная компания, а ритейловая.
– Но большую часть пути в бизнесе вы концентрировались на производстве и не занимались собственной розницей. Жалеете об этом?
– Мы начинали бизнес в 1988 году, тогда наибольшая прибыль была в производстве. Мы шили копии Levi’s, потом стали делать H&M и другие бренды этого уровня. Когда в 2001 году опять подорожала нефть, я понял, что в России скоро все изменится. Мы увидели, что Путин направляет государство на постиндустриальный путь. Мы сразу изменили стратегию: стали строить бренд и пошли в розницу. Сегодня производство для нас побочная часть бизнеса. Изменился сам бизнес в мире. Если тридцать лет назад легкая промышленность состояла на 90% из умения шить и на 10% из «финишинга» – упаковка, маркетинг, продажи, то сейчас все наоборот.
– Я раньше почти не замечала Gloria Jeans, но, увидев ваши показатели, была поражена: более 650 собственных магазинов, выручка почти 28 миллиардов рублей, рентабельность 19%. Как я понимаю, у вас концепция такой русской Zara? Вы же фактически, как Zara, копируете чужие модели.
– Копии не работают. Когда от копии исходит новый дух – только тогда это может работать, поэтому мы должны производить то, чего нет у Zara, H&M, Gap, C&A. Мы все время ищем свое слово. Наше преимущество – быстрее делать модные вещи и продавать дешевле, чем Zara и H&M. Но те, кто ходит в Zara, не пойдут в Gloria Jeans. Поэтому давайте не будем нас с Zara сравнивать.
– Однажды вы рассказали историю о том, как Диего Ривера пришел на выставку Пикассо и увидел свои картины, которые незадолго до этого у него пропали. Вы тогда привели цитату: «Выдающиеся люди вдохновляются, великие – воруют. Воруют, но не копируют». Вы действительно думаете, что лучше что-то очень талантливое украсть, чем изобретать свое?
– Есть изобретения, кто-то их видит, кто-то нет. Креативен только Бог. Он создал такую великую Землю, планеты, звезды, и сколько тайн там есть. И кто-то эти тайны увидел, но не может ими воспользоваться. «Приливы есть во всех делах людских, / И те, кто их использует умело, / Преуспевают в замыслах своих».
– Но у других вы заимствуете?
– Конечно. Так и у нас заимствуют. В Москве ребята из H&M и Zara приходят в магазины Gloria Jeans, фотографируют, одежду покупают.
– Зачем Zara фотографировать вас, если они могут сфотографировать Chanel? Я хожу на все показы моды и вижу, что через две недели после показов топовые модели уже висят в Zara.
– Во-первых, не через две недели, а через два месяца. Хотя и это небольшой срок, и пока только у Zara такой оперативный производственный цикл. Дизайнеры одежды должны быть неизвестными. Вы знаете какого-нибудь дизайнера в Zara? В Gap? Нет. Наши сотрудники иногда ездят в такие дыры, находят там таких дизайнеров, которых Zara может не найти. Но я не сравниваю себя с Zara. Zara – великая компания.
– Есть ли у русских какие-то особенности с точки зрения размера? Может быть, какая-то особая фигура, особые лекала, определяющие популярность ваших моделей.
– Европейские, американские и российские размеры примерно одинаковые. Конечно, есть какие-то особенности. В России многие женщины после тридцати лет, когда садятся на стул, волнуются: «Мои бока вышли или нет?». И мы должны ей сказать: «Не волнуйся, твои бока не вышли».
– У вас работает много экспатов из разных мировых компаний: Benetton, Adidas, IKEA. В России нет специалистов такого уровня?
– В России вообще нет специалистов. Если бы мы догоняли, хотели глобализации, они появились бы. Они уезжают, а почему нет? То же самое происходит во всем мире. В Китае тоже очень много западных менеджеров, это просто мировое разделение труда. Если вы сейчас поедете в Америку, то больше всего людей увидите в магазинах Apple. Поэтому в Apple взяли директором по магазинам девушку из Burberry. Дали ей пятилетний контракт на пятьдесят девять миллионов долларов.
– Многие, кто занимается производством в России, говорят, что главная проблема – найти непьющих и желающих работать людей, даже за хорошие деньги. Это правда?
– Правда. В России работать не хотят, на Украине раз в десять больше хотят работать. И могут, и хотят.
– С чем это связано? Мы же одна нация, у нас одни славянские корни.
– Разная политика.
– Это так сильно влияет?
– Давайте поумничаем? Советский Союз преподносил себя как держава индустриальная. Мы действительно с американцами бились. В 1973 году нефть подорожала, и Брежнев решил, что не надо заниматься индустриализацией, когда есть нефть. То же самое решил Путин.
– Сейчас опять уронят нефть за несколько лет.
– И уже идти будет некуда. Дело в том, что мы уже вошли в конвергенцию, в глобальный бизнес, теперь выйти оттуда будет практически невозможно. Это разруха полная. СССР до своего падения в 1991 году уже лет десять проигрывал Западу. Но ментальность русских людей до сих пор такая же: мы Союз, мы сильные, и наш противник – Америка – боится нас. Разве не кайф? Мы этим жили все! И вдруг мы упали. Когда стали строить новую страну, то сказали: индустриальная часть нам не нужна. Мы должны быть постиндустриальной страной, как американцы. Тем более у нас есть нефть и ресурсы. Россия не стала инвестировать в производство, не стала говорить «слава рабочим». Теперь появилось «слава Махмудову», который занимается металлургией, где электричество стоит две копейки, «слава Дерипаске» и так далее. Стали поощрять только тех, кто смог у власти взять что-то. Так потихонечку появилась коррупция, она разъела Россию. У страны было много денег, ими начали затыкать дыры, появились громадные социальные выплаты. Люди решили не работать. Я это знаю, потому что у нас есть благотворительный фонд, в который приходят девочки, живущие в деревнях: 5600 рублей дается за ребенка, за второго – материнский капитал 430 тысяч рублей. Они рожают, государство дает им за это деньги, плюс ко всему они ходят по фондам, где просят еще денег. Зачем работать? Она не будет искать работу, а будет рожать детей.
– По слухам, вы собираетесь выводить производство за границу. Это правда?
– В России осталось 20%. 80% переброшено в Азию.
– Уже? Так быстро?!
– Ну мы же готовились к этому ко всему. Я только не думал, что на Украине будет так плохо. А ко всему остальному готовились.
– Что происходит с фабриками на Украине?
– Спросите у бандитов.
– Ополченцев или украинцев?
– Да мне все равно. Я не знаю. Бандиты захватили, я туда не ездил и не знаю, кто там. Директора заводов говорят, что пришли бандиты, машинки забирают. Я сказал: закройте фабрики, мы же деньги не платим.
– Обычно ведь приходят оружие забирать или что-то, что помогает в войне?
– Давайте эти детские разговоры закончим. Бандиты они и есть бандиты, они забирают все. Помните «Свадьбу в Малиновке»? Они же там одеяло забирали пестрое.
– То есть они сказали: «Если вы не хотите, чтобы остановились заводы, то платите нам»?
– Стали требовать денег за то, что живые. Вы что, не помните девяностые годы? Приходили бандиты и говорили: дайте денег. Теперь то же самое. Мы закрыли заводы. Сейчас вроде как одни бандиты угнали других бандитов, власть взяли, но теперь нет света, воды и газа.
– А что с людьми?
– У кого были деньги, те убежали в Москву или куда-то еще, остальные сидят в подвалах и ждут света.
О царях и Отечестве
– В России сейчас идет патриотическая волна. Вы не боитесь, что джинсы, которые присутствуют и в вашем ассортименте, и в названии марки, станут негативной ассоциацией, как, например, уже стал McDonalds?
– Да, мне уже написали письмо. «Мы от лица всего Краснодарского края требуем: уберите иностранные названия со своих маек и джинсов, потому что мы хотим видеть русское».
– И что вы отвечаете?
– Ничего.
– Вы не задумывались о том, чтобы выпустить какую-то патриотическую линию?
– Нет, я не патриот. Патриотизм – последнее прибежище негодяев.
– А как же делать бизнес? Вот здесь людям не хочется, чтобы в названии было слово jeans.
– Пускай сначала снимут джинсы, потом уберем слово.
– Как вы себе представляете дальнейшую стратегию?
– Пусть будет так, как будет, а я буду делать то, что должен делать. Думаю, в 2015 году мы переедем. Центральный офис уедет из этой страны.
– В последние годы вы много вкладывали в развитие бизнеса в России. Что теперь с этим со всем?
– Ничего. Будет работать. Страна-то остается. Так же будет все работать, будет расти бизнес, будет производство. Все останется. Только чтобы развитие было глобальнее, мы уедем в Гонконг.
– Несмотря на то что многие ваши фабрики стали градообразующими для нескольких городов Ростовской области, во время кризиса 2008 года Gloria Jeans отказались включать в список системообразующих компаний, которые могли получить господдержку…
– Слава Богу.
– Но вам же тогда тяжело было?
– Зато сейчас легко. Когда проходишь тяжесть, потом становится легче. Надо уметь ее пройти. Кто пройдет – станет сильнее, толк будет.
– Почему российская индустрия моды по сути не существует? Есть талантливые дизайнеры, которые имеют большой успех, – Вика Газинская, Денис Симачев, но это все абсолютно неприбыльно как бизнес. Почему?
– Талантливый человек становится великим, когда его воспринимает потребитель. Если бы люди не читали Толстого, он бы не был великим писателем. Это же простая истина. В России не может появиться свой H&M, потому что H&M дают в торговых центрах сделать большой магазин площадью 1500 квадратных метров, а нам не разрешают.
– Почему не разрешают?
– Не видят нас. Мы же из деревни, центральный офис в Ростове-на-Дону. Из российских компаний только «Спортмастеру» удалось как-то доказать, что они могут быть якорным арендатором. А в остальных не верят. Но сейчас это будет наш следующий шаг, мы будем этого добиваться. Хотя, наверное, не в этой стране.
– Почему не в этой стране?
– В стране строится государственный капитализм. Нравится? Мне не нравится. Меня там нет, рыночникам и предпринимателям там делать нечего.
– Вы считаете, что государство заберет под свой контроль все крупные предприятия?
– Мне неинтересно жить в стране, где – как правильно сказать?.. «Но есть один закон, который вечен, – уметь следить, рассчитывать и ждать, и будет твой успех навеки обеспечен». Страна решила пойти путем мобилизационного государственного развития, это не мой путь. У нас в стране было несколько больших реформ. Была реформа Петра – мобилизационная. Была реформа Александра II – освобождение, он ее провел – его убили. Была реформа Сталина, тоже мобилизационная. Наше правительство сделало выбор между реформой Александра II, реформой освобождения, и мобилизационной реформой Сталина и Петра.
– Мне кажется, проблема в том, что мы не выбрали ни один, ни другой путь. У нас нет мобилизации населения на работу, есть кормежка населения бюджетом.
– Мы же не знаем того, что видят эти ребята. Они выбрали мобилизационный путь. Пока мы в осаде, но люди, которые правят страной, думают, что мы победим.
– А вы как думаете?
– Я думаю, нет. Но кто я такой? Я предприниматель. Я хочу развиваться, поэтому еду туда, где наш бизнес будет развиваться. Я вижу свою Gloria Jeans, вижу людей, которые ею живут. Я понимаю, что никогда ее снова не построю.
Вчера приезжал консультант, парень из Америки, и говорит: «Зачем вы едете в Гонконг? Это же огромный риск!» Я ему ответил: «Мы умрем в России, и мы умрем, поехав в Гонконг, но здесь мы умрем, ничего не делая, а там мы умрем, совершенствуясь. Здесь мы умрем как рабы, а там – как победители».
Интермедия в магазине
Я решила, что самое время сменить мрачно-торжественную тональность разговора на что-то более жизнеутверждающее. Девушки в таких ситуациях нередко отправляются на шопинг, покопаться в тряпках. Оставалось только ненавязчиво заманить в магазин моего собеседника, благо ближайший Gloria Jeans оказался буквально за углом.
– Я специально назначила встречу в торговом центре, чтобы мы зашли с вами в ваш магазин.
– Я в магазины не хожу.
– Не пойдете?
– Ну, с вами пойду. Но вообще я не хожу в свои магазины, я их вижу двадцать лет, мне плохо становится.
– А одежду своего производства носите?
– Ношу. Конечно, я люблю дорогие костюмы. Я же модник. Но на работе – Gloria Jeans, к Ксении Собчак – Gloria Jeans, ко всем этим великим – Gloria Jeans. В 2000 году меня, как успешного представителя среднего бизнеса, пригласили на форум в Давосе. Вместе со мной за столом сидел основатель компании «Майский чай» Игорь Лисиненко. Рядом с нами сел CEO Macro System и спрашивает: «Вы где работаете?» Я ему отвечаю: «В Gloria Jeans». «А что вы носите?» – говорит он. Раз – а я сижу весь в армани-шмармани. «А вы что делаете?» – спрашивает Игоря. – «Майский чай». – «А что вы пьете?» Игорь достает из кармана пакетик «Майского чая» и кладет на стол. После этого CEO Macro System с Лисиненко три часа разговаривал, а ко мне вообще не поворачивался, как будто меня нет за столом.
Между тем мы оказались в торговом зале магазина. «Ну что, все модненько и современно, сразу видно – крутой бренд», – сказала я себе.
Однако вещи, разложенные по полкам, вызывали вопросы. Точнее, ровно один вопрос, который я без лишних церемоний и задала владельцу бренда.
– Честно говоря, какое-то оно все не очень модное... Я не понимаю, почему люди хотят это все покупать.
– Потому что это стоит…
– ...1000 рублей. За 1000 рублей в Zara можно купить точно такую же кофточку.
– Идите посмотрите, 2500 она будет стоить в Zara.
– Но она моднее будет. А это вот ничего, кстати… Свитер с люрексом, ну куда сейчас этот свитер с люрексом?
– Ну, кому-то он нравится. Вам – нет, а другим нравится. Вы в «Магните» покупаете что-нибудь? Наверное, нет. Но у них оборот почти 600 миллиардов рублей.
– Сколько здесь сегодня было покупателей?
– Давайте спросим у менеджера. Сколько чеков сегодня пробито?
Хлопотливая дама-менеджер явно старалась произвести впечатление на начальство. Покопавшись в электронных устройствах, она торжественно огласила цифру: триста один. На часах была всего половина второго, и результат не мог не ошеломлять.
– Эти цифры надо сравнить с конкурентами, – деловито объявил Мельников. – Давайте зайдем к соседям, в Sela, и спросим сколько. Только вы давайте без меня, вам они ответят.
Я зашла в соседний магазин Sela и занялась коммерческим шпионажем:
– Послушайте, у нас тут с молодым человеком возник небольшой спор. Вы не могли бы сказать, сколько человек прошло у вас сегодня через кассу? Ну посмотрите, пожалуйста, у вас же есть кассовые чеки!
Получить заветную цифру – 42 – оказалось легче легкого. Я победно возвестила ее Владимиру:
– 301 и 42 – это хорошая разница. А говорят, в стране кризис... Послушайте, но кассирша из Sela мне про эти 42 чека сказала с такой гордостью! Что-то тут не так. Может, вы заранее позвонили вашей сотруднице и подговорили ее завысить показатель?
Но Владимиру уже не нужно было намекать, что налицо факт легкого очковтирательства. Он сам углубился в компьютер:
– Где вы видели 301?
– 82 чека было пробито, – признала хлопотливая дама. – Но штук в чеках – 301. На каждый чек четыре вещи!
Я не преминула оттоптаться на возмущенном Мельникове:
– Вот, кстати, у Путина та же проблема. Видите, для вас тут попытались потемкинскую деревню построить.
– Ну, для Лены главное – штуки в чеке, а для меня – сколько чеков, – заступился Мельников за сотрудницу. – Все продажи так или иначе зафиксированы в системе. Смотрите: вот наша страна, и раз в час мы видим, что у нас делается. Каждый час каждый из 650 магазинов можно проверить. Такой системы больше нет нигде.
– А рост есть по сравнению с прошлым годом?
– Сейчас посмотрим. Может, и нет роста... Статус на час дня. Продажи на 9,2% больше, чем в прошлом году. Северо-Западный регион – минус 0,3%, а вот Центральный – плюс 17,9%. В этом магазине по сравнению с прошлым годом – плюс 30%. Средний чек – 1154 рубля.
Мельников и менеджер магазина вступили в эзотерический диалог: «У меня там три терминала стоит!» – «А здесь минус сорок в Солнцево». – «Он на вечернем трафике стоит, он же у нас разделен по зонам». – «А, это детский». – «Их надо вместе смотреть, и взрослый, и детский...» Поняв, что смысл разговора полностью ускользает от меня, я решила вернуть Владимира Мельникова к темам животрепещущим, представляющим интерес для меня и широкой публики.
О вере и принципах
– Хочу спросить о вашем взрывном характере. Правду ли говорят, что вы на работе можете и компьютером кинуть в сотрудников?
– Ну, это было давно... Тюрьма дает свои навыки. Ходорковский писал в одной из своих статей, что за десять лет у него даже язык изменился. Навыки, которые дает тюрьма, остаются в человеке. Я десять лет в тюрьме просидел.
– У вас такая невероятная биография. Почему в 1992 году, когда вы вышли на свободу, выбрали именно такой бизнес? Это ведь было время невероятных возможностей! Можно было всю страну перекроить. Это связано с тем, что вы не хотели идти в политику?
– Я религиозный человек, у меня есть правила моего наставника. Он сказал: «Никогда!» – это было еще в 1993 году. Когда я пытался пройти в Думу, как идиот.
– Вы все-таки хотели в какой-то момент?!
– Конечно, хотел. Я у Гайдара работал, бегал-прыгал. И мой наставник говорит: «Вот тебе правило: никогда с властью не имей никаких дел вообще». Ни губернаторы, ни митрополиты...
– Как вы относитесь к тому, что имя Гайдара и его реформы сейчас подвергаются переоценке?
– Уже нельзя об этом говорить, что прошло, то прошло. Там была одна проблема: они очень быстро сдались. Стали искушаться деньгами, как все остальные. И Ходорковский, и – нельзя сейчас говорить о Евтушенкове, потому что он в плохой ситуации... – но эти ребята получили куски, которые не должны были получать.
– Не просто же так им достались эти куски. Если бы вы там оказались, вы не подняли бы кусок? Давайте честно.
– Честно – нет. В 1980-х годах мы фарцевали в аэропорту Шереметьево, привозили компьютеры из Америки. Потом нас выгнали оттуда другие фарцовщики, то есть уже спекулянты с деньгами. Приехали эти ребята-комсомольцы и сказали комитетчикам, и комитетчики к нам подошли и сказали, что в следующий раз посадят, и моего приятеля посадили. А от кого же были эти ребята? От Велихова, который дал много денег. Велихов выступал от Министерства обороны, от КГБ, у них не было компьютеров. Так вот всё это и есть те ребята, которые взяли заводы и фабрики. Все были комсомольцы и имели бумагу из Комитета. Вы говорите, что это честный бизнес? Я говорил, что тех ребят, которые начинали в банковском или энергетическом бизнесе, убьют. И их убили. Всех, кто пришел не из-под власти, не вместе с Комитетом, – их всех убили.
– Не всех. Вот Искандер Махмудов работает.
– Тоже, наверное, с кем-то, с властью. А я ее не любил с самого начала. Я не люблю государство ни в каком виде. Они такие же, как обычные бандиты. Когда они исполняют свои правила – тогда с ними можно, и с теми и с другими. В Китае в 1989 году после Тяньаньмэня эти ребята позвали всех бизнесменов и сказали: вот вам правила, по ним будете жить. Прошло двадцать пять лет, и они ни одно правило не поменяли.
– То есть китайская модель вас устраивает?
– Нет. Но правила не меняют.
– А какая модель вас устраивает?
– Самая лучшая – конечно, американская.
– Мне кажется, у нас в стране в целом не очень любят предпринимателей – людей, по-настоящему достойных уважения. Вы прошли тюрьму, вы должны знать: «Это барыга, а настоящие блатные не работают...» Вот в Америке уважают людей, которые чего-то достигли.
– Пилигримы, уехавшие в Америку, – это люди, которые искали свободу, предпринимательства в том числе. В феодальной Европе и России предприниматели – это люди, которые должны были принести феодалу деньги. Так до сих пор и происходит.
– Есть такой философ и писатель Макс Вебер, он написал книгу «Протестантская этика»...
– Читал, конечно.
– ...Он сравнивал католиков и протестантов. И пришел к выводу, что страны с протестантской этикой достигли бóльших успехов, чем, к примеру, католики. Не кажется ли вам, что ситуация в нашей стране связана с фундаментальными проблемами русских, которые, в свою очередь, коренятся в этике православия? И вообще в христианстве, потому что в Писании сказано, что легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому войти в Царствие Божие. То есть проблема лежит в религии. А вы человек религиозный, но при этом строите большой бизнес. Я увлекаюсь историей религии, я верующий человек, хотя и нерелигиозный.
– Не может быть верующий и нерелигиозный... Хотя нет, может. Апостол Иаков писал: «И бесы веруют, и трепещут».
– Не будем вдаваться в богословский спор. Как вы думаете, не мешает ли православная этика предпринимательству?
– Во-первых, нет православной или католической этики, есть христианство. Мы живем ради Иисуса Христа, и другого ничего нет. И есть ветви – протестантская, католическая. В каждой из них есть свои течения. В православии тоже есть течения – славянофилы и западные православные, которые говорят: милость выше жертвы. А что такое милость? Надо создавать, давать людям блага, очень много работать. А славянофилы говорят: Россия должна быть великой, ради этого можно идти на любые жертвы. И работать не обязательно. Есть и те и те.
– То есть ситуация в России связана в том числе с главенствующей религией – православием?
– Да, с отстаиванием глубоко консервативной части своих ценностей. Я с вами согласен. Если бы мы могли найти какой-то паритет между этими ценностями и жизнью человека...
– Но вы же нашли, судя по тому, что вы успешный бизнесмен и при этом верующий человек.
– Для себя нашел... Но в той притче про игольное ушко, которую вы вспомнили, начало такое. К Иисусу подошел один юноша и спрашивает: «Учитель, как мне попасть в Царствие Небесное?» А Иисус говорит: «Ничего особенного нет в этом: не кради, не убивай, не лжесвидетельствуй – и будешь там». Тот говорит: «Это мой баланс ценностей, я так и делаю». Иисус говорит: «Ну и молодец». Тот собрался уходить, и вдруг Иисус полюбил этого юношу – такой хороший молодой человек. И говорит ему: «А хочешь быть совершенным? Пойди продай все, раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах». Юноша ушел опечаленный, потому что был очень богат. Тогда Петр спрашивает: «Кто же тогда может спастись?!» И Иисус говорит: «Человеку это невозможно, но все возможно Богу». И я прошу Бога, чтобы Он дал мне силу сделать такой самый великий поступок в моей жизни. Скорее всего, этого не будет – я все оставлю, это мои заработанные деньги.
– Но вы мне позвоните, если решитесь, чтобы я встала в очередь, когда вы раздавать будете.
– Вы не можете быть в той очереди. Дай вам Бог никогда не стать нищей.
Блиц-интервью
– Очень глубоко и серьезно мы с вами копаем. Давайте все же завершим наш разговор моей коронной четверкой простых вопросов. Вопрос первый: назовите трех самых талантливых, на ваш взгляд, бизнесменов России.
– Это люди, которые сделали бренд, и это люди честные. На первом месте – Сергей Брин, великое имя, великий бренд Google. Андрей Коркунов – он создал бренд и ушел из него. Галицкий, хотя я его не знаю.
– Вопрос второй. Представьте себе, что у вас только один миллион долларов и вот сегодняшняя ситуация в стране. В какой бизнес вы бы вложили эти деньги при прочих равных?
– Ни в какой.
– То есть вложили бы в другую страну?
– Нет, у меня возраст уже… Я бы раздавал нищим и пошел бродить по стране.
– Вопрос третий: представьте, что у вас есть волшебная палочка и уникальная возможность изменить три любых закона в России. Какие законы вы бы изменили?
– Я об этом не задумывался… Самая большая ценность для меня – свобода. Если буду думать о себе, то, значит, не буду думать о всей стране. Глупо делать свободу для себя. Мы ведь хотим, чтобы страна изменилась к лучшему? Но свободой так тяжело управлять, и те страны, которые не могут управлять свободой, свободными не будут. Я могу только просить Бога сделать так своей волшебной палочкой, чтобы тысяче больных в Ковалевке (крупнейшая психиатрическая больница в Ростовской области. – Прим. авт.), которые лишены того ума, который есть у нас, опять вернули ум.
– Это ведь не закон.
– Я не по закону. Я бы просто отказался от этой палочки.
– Вы серьезно?! Да вся страна вас бы просто возненавидела.
– Она бы ненавидела меня еще сильнее, если бы я что-то сделал. Я отказываюсь от палочки.
– Вопрос четвертый. Если бы у вас была возможность «убить» один любой бренд – что бы это было?
– Я бы с удовольствием убил какой-то бренд, но у меня есть опыт: я знаю, что, когда нет конкуренции, ты стагнируешь. Поэтому нельзя этого делать. Потому у нас так плохо в стране, что монополия государственного капитализма находится вне конкуренции. Стагнирует вся страна. Мне ни с кем не приятно конкурировать, я бы всех убил, но по закону я должен быть с ними, иначе умру. Помните, Вольтер сказал: «Я ненавижу то, что вы говорите, но я отдам жизнь за ваше право это говорить».
«Моя мечта? Не поверите - стать нищим», - заявляет владелец компании, оборот которой в этом году достигнет $1 млрд. Мы беседуем с Владимиром Мельниковым, генеральным директором фирмы «Глория Джинс», на террасе его дома в калужской деревне неподалеку от монастыря Оптина пустынь. Мельников - человек верующий, но не смешивает веру и бизнес, хотя и сверяет свои дела и намерения с христианскими канонами. Например, говоря о нищете, он имеет в виду, что счастливым можно быть и без собственности: когда ничто не отягощает - ты свободен. Мельников строил большой бизнес, чтобы чувствовать себя свободным и делать то, что считает нужным. Теперь ищет для «Глории Джинс» стратегического инвестора, чтобы вывести управление бизнесом на такой уровень, когда компания может жить без основателя. Он ведет переговоры с десятью профильными инвесторами о продаже 20–25% акций «Глории Джинс». Среди них есть структуры, владеющие долями в Inditex и H&M, а также одна из крупнейших европейских компаний, специализирующихся на модной одежде, чьи имена Мельников называть отказывается. Срок предъявления обязательного предложения со стороны потенциальных покупателей еще не истек и представители «Глории Джинс» говорят, что если сделка состоится, то не раньше середины декабря.
«Продать я хочу не только для денег, хотя деньги - важная вещь, - рассуждает бизнесмен, удобно устроившись в плетеном кресле. На нем клетчатая рубашка поверх белой футболки и потертые джинсы, все вещи от Gloria Jeans. - Важнее, чтобы пришел сильный партнер. Очень сильный».
Мельников думает о международной экспансии и последующем IPO. Он объясняет: если сравнить истории всех известных компаний, можно увидеть, что после ухода владельцев публичные бизнесы выживали чаще. «Это еще одна причина, по которой я строю публичную компанию», - добавляет человек, создавший самый популярный российский одежный бренд.
Кризис как благо
Последние четыре года оборот «Глории Джинс» растет в среднем на 55% в год. Итоги 2012 года - 23,3 млрд рублей выручки и 2,7 млрд рублей чистой прибыли. Компания владеет 48 фабриками в России и на Украине и 550 магазинами по всей Российской Федерации - от Калининграда до Южно-Сахалинска и от Мурманска до Дербента. Всего пять лет назад собственных магазинов у «Глории Джинс» было втрое меньше, а 55% ее продаж приходилось на опт и франчайзинг. Розничная маржа, сожалеет Мельников, уходила на сторону.
Кризис побудил его в одночасье и полностью отказаться от оптовых продаж и франчайзинга. На 2009 год это означало потерю $15 млн чистой прибыли. «Глория Джинс» сосредоточилась на развитии собственной сети магазинов и затянула пояс потуже. Экономили и оптимизировали, что только можно: часть производства из Китая и Бангладеш перенесли в Россию; 21 региональное представительство закрыли, оставив только семь ключевых; многих сотрудников из вспомогательного персонала, чтобы не сокращать, перевели на производство; разработали и внедрили систему индивидуальной мотивации. Уже в 2009-м выручка «Глории Джинс» выросла на 21%, до 6,3 млрд рублей, а ее EBITDA удвоилась - до 1,4 млрд рублей. Еще через год компания получила 9 млрд рублей и 2,3 млрд рублей соответственно.
Казалось, трудности позади. И тут случилась трагедия. У Мельникова смертельно заболела жена, он на полтора года бросил все дела, чтобы до конца быть рядом с ней. Компания осталась без генерального директора, но не развалилась. Когда во второй половине 2012-го продажи у непродуктовой розницы начали падать (потребители вновь стали экономить), выручка «Глории Джинс» по итогам года увеличилась в полтора раза.
В кризис с компаниями и людьми всегда происходит что-то выдающееся, только для этого им сначала нужно пройти через страдания и жертвы. Кризис - это всегда страдания, - констатирует 65-летний бизнесмен.
Какие страдания у «Глории Джинс» были в 2008 году, через что вы прошли?
Я уже не помню точно. Страдания, они же не помнятся, - отвечает Мельников с легкой улыбкой. - Я три раза из тюрьмы выходил. За час до выхода думаешь, что никогда отсюда не выйдешь. Тут открывается дверь, через 15–20 секунд ты уже обо всем забыл.
Уроки несвободы
Зима. Мороз под 40 градусов. За заключенными из бригады, прокладывавшей дорогу сквозь тайгу, не приехал паровоз - лопнул котел. Мужчины развели костер и уселись вокруг - зэки вместе с охранниками. Через час костер начал догорать, и тишину нарушил чей-то голос: «Подкинем или подвинемся?» Никто не встал за дровами, все молча придвинулись к огню. Когда пламя еще ослабло, кто-то снова спросил: «Подкинем или подвинемся?» Опять все подвинулись… Утром из 17 человек не проснулись восемь. Пятеро попали в больницу и стали калеками. Среди четырех уцелевших был Владимир Мельников. Владелец «Глории Джинс» называет таежную историю одним из самых ценных для себя уроков: чтобы выжить, нужно все время «подкидывать». Он даже рассказал этот «кейс» в бизнес-школе Kelley School университета Индианы, где по приглашению читал лекции.
Ростовчанин Мельников рано потерял родителей, в 14 лет устроился учеником токаря на завод «Ростсельмаш», так и не доучившись в школе. Зато потом поступил в университет (который, впрочем, бросил через год). Как? На прочитанный в наших глазах вопрос он лаконично отвечает: «Купил аттестат». Деньги у Мельникова уже тогда были. Он не открещивается от прошлого: да, фарцевал, торговал валютой, интересные были дела, необычные люди. Первый срок получил за фарцовку, другие два - за валюту. В 1989 году его арестовали при попытке вывезти доллары за границу - Мельников собирался купить оборудование для своего кооператива по пошиву джинсов. В общей сложности он провел за решеткой 10 лет.
Тюрьма - это такой жесткий университет, что и врагу не пожелаешь, - с горечью вспоминает бизнесмен. - Я научился унижать, подавлять, оскорблять словом, делом, взглядом, и это мучает меня до сих пор. Это так укоренилось, что избавиться почти невозможно.
Как говорят подчиненные Мельникова, нынешние и бывшие, у гендиректора «Глории Джинс» взрывной характер. Он заводится за секунду, особенно если сотрудники не понимают с первого раза. «Он разбивал компьютеры, швырялся стульями, - рассказывает один из них. - Но несмотря на это, его обожают. Потому что кто выдержит эту школу, сможет выдержать вообще все». Мельников признается: он по-прежнему вспыхивает, когда ему кажется, что люди не вникают в элементарное.
Тем не менее в «Глории Джинс» можно построить отличную карьеру. К примеру, операционный директор Мария Островская нанималась в компанию 19 лет тому назад обычным секретарем. Теперь ее доход составляет более $1 млн в год. Топ-менеджеры «Глории Джинс» каждый год получают в виде опциона с реализацией через два года от 200 000 до 500 000 акций - менее 0,12% уставного капитала компании. Не так уж мало, если учесть, что всю «Глорию Джинс» ее основатель сейчас оценивает примерно в $1,5–2 млрд.
Неразрешимые противоречия
С торговли джинсами начинали свой бизнес многие участники списка Forbes - Михаил Прохоров, Михаил Ходорковский, Михаил Гуцериев, Кирилл Миновалов. На вопрос, почему он не стал нефтяным или финансовым магнатом, сохранив преданность джинсам, Владимир Мельников не раздумывая отвечает: «Не джинсам - свободе».
В 1988 году, когда Мельников регистрировал свой кооператив, он спросил у жены, как лучше назвать будущую фирму. Не дожидаясь ответа, начал размышлять вслух: «Мы вышли с тобой из темноты, из подвала, где должны были таиться, - вышли на свет. Это же свобода! Назовем «Глорией Джинс» - потому что «глория» - это свет, а джинсы - свобода». Мельников ничего не приватизировал и до сих пор не имеет никаких дел с государством. Свою первую фабрику в Новошахтинске он приобрел в 1995 году за $500 000 у директора предприятия, ставшего к тому моменту ее основным владельцем. И в дальнейшем либо покупал и модернизировал убыточные фабрики, либо создавал производства с нуля.
Я никогда не работал с властями. Я их «химически» не выношу, - Мельников с трудом сдерживается, когда заходит разговор о политике. По-видимому неприязнь взаимна: в кризис правительство отказалось внести «Глорию Джинс» в список 1500 системообразующих предприятий, которые могут рассчитывать на государственную поддержку. Хотя в Ростовской области большинство фабрик компании расположены в городах депрессивных шахтерских территорий. В середине июня Мельников написал на своей странице в Facebook: «Россия теряет привлекательность для инвестиций вообще, а розница - в частности, так как она уходит с демократического пути развития в авторитарный».
Стране нужны реформы, и власть знает об этом, - бизнесмен все же соглашается поговорить на неприятную тему. - Реформы бывают двух видов: демократические, когда людям говорят: «Вы свободны, действуйте!», и мобилизационные. Авторитарный режим предпочитает последние. Дело в том, что в 1999 году к власти пришли выходцы из КГБ. Секретные службы всегда и везде считают себя самыми умными. А тем, кто так считает, не нужны ничьи советы.
Что может развернуть страну?
В моем понимании есть один путь - свобода и независимость. Наша власть выбрала другой путь - цель оправдывает средства, значит - мобилизация. Но я буду делать то, что делаю.
За прошлый год на фабриках «Глории Джинс» было сшито 35 млн единиц одежды. Компания создала 4000 новых рабочих мест, в том числе 2500 на производстве - вроде бы достойный вклад в благополучие людей и развитие экономики. «А эксплуатация?» - парирует Мельников. Ежегодно он перечисляет на благотворительность порядка $10 млн (помощь заключенным, детдомовцам, онкологическим больным, бездомным). Но на деловые поездки и консультантов может потратить больше. «Неразрешимые противоречия, правда? - чуть смущенно замечает владелец «Глории». - Я пока для себя ответа не нашел».
Диктат цены
На бизнес-консультантов владелец джинсовой империи тратит $10–15 млн ежегодно, чтобы, принимая правильные решения, получить еще большую прибыль. На экспатов он тоже никогда не жалел денег. «И не жалею! - восклицает Мельников. - Потому что за их плечами колоссальный опыт».
Гендиректор «Глории Джинс» одним из первых в России начал приглашать на топ-менеджерские должности иностранцев. Уже в середине 1990-х у него «налаживали процессы» полдюжины экспатов. В 2000 году в «Глории Джинс» появился Джоржио Бецци из Benetton, который ныне отвечает в компании за производственные технологии. В феврале 2008-го Мельников переманил из Adidas ритейл-директора по Европе, Африке и странам Ближнего Востока Яспера Зиленберга. Тот, впрочем, пробыл в ростовской компании всего четыре месяца. «Зато теперь в резюме своих везде пишет, что работал президентом в «Глории», - смеется Мельников.
Финансами компании сейчас управляет канадец Майкл Макдоналд - выходец из IKEA, за IT отвечает Тимоти Касбе из Sears Holdings Corporation, мерчандайзингом занимается американка Аннетт Шатц из BCBG MAXAZRIA Group, а стратегическим планированием - Пол Аллен, пришедший из Levi’s. Дорого ли обходятся иностранные «спецы»? От $500 000 до нескольких миллионов долларов в год каждый. Но в «Глории», подчеркивает Мельников, эти деньги нужно отрабатывать.
Не скупясь на одном, он экономит на другом и продолжает сокращать текущие издержки - даже там, где, казалось бы, уже все сокращено. Например, новые фабрики Мельников в основном открывает на Украине: «Зарплаты там вдвое ниже, а люди работают с большим удовольствием, чем в России». В Китае и Юго-Восточной Азии «Глория Джинс» размещает заказы на самые легкие вещи. Больше вещей в партии - меньше расходы на перевозку в пересчете на товарную единицу. Минимизация издержек дает возможность держать низкие цены в рознице. «А цена в «Глории» на первом месте», - подчеркивает бизнесмен.
Смотри: у нас почти одинаковые рубашки, - говорит он редактору Forbes. - У меня - наша. Стоит $20. А у тебя Topman? Значит, заплатил $50, не меньше.
Продавцы популярных одежных брендов, как правило, делают ставку на маркетинг - например, особые термоткани или обновление коллекций раз в три недели. Мельников - на управление ценой: принцип value for money (ценность за деньги). Жизнь любой продукции под брендом Gloria Jeans четко регламентирована: по базовой цене вещь продается в течение восьми недель, потом следует скидка, через четыре недели - еще одна уценка, еще через две-три недели - «ликвидация» товара. Далеко не всякий покупатель дожидается распродажи по бросовым ценам. Зато каждый может отслеживать жизненный цикл вещи в витрине и, таким образом, убеждаться, что в «Глории Джинс» - дешево. По плану 70% произведенной продукции должно быть продано в базовых ценах. Для этого Мельников купил за $5 млн систему управления ценообразованием: «Мировые специалисты говорят, что она у нас не самая плохая. Я с ними согласен».
Шпионы Мельникова
«Глория Джинс» давно смотрит за границу. Со своей дешевой, но качественной одеждой она вполне могла бы рассчитывать на успех в странах Балтии и Восточной Европы. Если бы не одно «но» - авторское право.
Как рассказывают бывшие сотрудники «Глории», по меньшей мере до 2008 года компания активно копировала лекала известной американской марки Abercrombie & Fitch. «Мы регулярно привозили из Америки джинсы, передавали их нашим конструкторам, которые на их основе создавали новые коллекции GJ», - говорит один из них. На вопрос, действительно ли экспансию компании за рубеж сдерживала любовь к копированию, Мельников отвечает метафорой - историей о двух художниках, Диего Ривере и Пабло Пикассо. Когда Ривера жил в Париже, он однажды обнаружил, что несколько полотен из его мастерской исчезли. Пропажу не нашли, Ривера вернулся в Мексику. А через два года Пикассо сделал выставку в Париже, и публика недоумевала: «Это же Ривера. Вы что, украли у него?»
Выдающиеся люди вдохновляются, великие - воруют. Воруют, но не копируют, - выдает Мельников парадоксальную сентенцию. - Стив Джобс ведь абсолютно своего ничего не создал. Он раньше увидел и предложил рынку то, что кто-то тоже собирался сделать. Я не сравниваю себя с Джобсом, он великий человек, но увидеть вовремя то, что не увидели другие, и выдать это быстрее на рынок - вот что важно. Для остального есть суды - идите, доказывайте.
В прошлом году его сотрудники предложили украшать джинсы особого рода декором. А через месяц Versace вывела на рынок одежду точно с такими же «фишечками». «Да, мы это увидели у Versace - ну и что?» - признает предприниматель. До суда, похоже, дело так и не дошло.
Чтобы постоянно быть в курсе мировых тенденций, Мельников шесть раз в год отправляется в кругосветное путешествие на специально арендованном самолете. Римини, Болонья, Сан-Паулу, Чикаго, Лос-Анджелес, Токио, Сеул - на каждый город день, максимум два. «Там у нас везде дизайнеры, которые изучают рынки. Или, можно сказать, шпионят», - шутит предприниматель.
Таких «разведцентров», отслеживающих модные тренды, у ростовской компании около десятка по всему миру. К приезду работодателя там готовятся тщательно: эскизы и зарисовки особо популярных моделей одежды, образцы из еще не вышедших в свет коллекций конкурентов, кусочки дорогих модных тканей, точные реплики которых через две недели Мельникову изготовят в Китае вдвое дешевле. Главные же дизайнерские центры компании располагаются в Ростове и Шанхае - там создаются все коллекции GJ. Ростовчан Мельников регулярно посылает учиться в Италию - в Istituto Secoli и Istituto Maragoni, входящие в число самых авторитетных вузов в индустрии моды.
Четвертая фаза
Дом Владимира Мельникова находится в 250 км от Москвы - добротный комфортабельный коттедж сравнительно невелик и даже скромен. На состоятельность владельца намекают, пожалуй, лишь роскошные ковры на полу. Сюда предприниматель приезжает, чтобы уединиться, поразмышлять, помолиться в Оптиной пустыни (монастырь расположен в пяти минутах езды), посоветоваться со старцами. Но он всегда на связи со своими менеджерами.
Таможенные разборки с Украиной на нас никак не влияют? - говорит он кому-то по телефону. - Одну машину только остановили? Проверяй ежедневно своих, и чтобы они говорили правду. Я перезвоню, спасибо. До свидания.
Делегирование полномочий, вздыхает Мельников, далось ему тяжело: каждый переход в новую управленческую фазу требует колоссальных усилий и громадных внутренних жертв. Он делится своей теорией: у любой компании есть пять фаз развития - «я», «мы», делегированный контроль, координация и конфедерация. На каждом этапе собственник должен поступиться какими-то неоспоримыми правами и полномочиями. Образно говоря, нельзя построить сеть из 500 магазинов, опираясь на принципы управления 100 магазинами. Последние пять лет, рассказывает Мельников, «Глория Джинс» переходит в фазу координации - самостоятельного взаимодействия руководителей подразделений и направлений.
Решение каких вопросов оставляете за собой?
Как генеральный директор я отвечаю за бюджет, ведь под ним стоит моя подпись. Сотрудники имеют право что-то изменить, но должны всегда согласовывать изменения со мной. Правила корпоративной культуры тоже утверждаю я. Отвечаю за видение и цели компании. И обязательно раз в месяц смотрю исполнение бюджета.
Владимир Мельников помнит массу показателей и по ходу разговора с легкостью перемножает в уме многозначные цифры. Иногда, чтобы перепроверить, берет в руки калькулятор. Слабым местом компании он считает внутреннюю прозрачность, точнее, ее недостаточность. «Прозрачность, - поясняет он, - это когда мы встречаемся и я знаю, что вы владеете информацией так же, как ею владею я. Это управление и использование правильной информации». Прозрачность нужна и собственнику, и инвесторам. Над прозрачностью и стратегией развития «Глории Джинс» Мельников сейчас работает с консультантами из McKinsey. До 2017 года он планирует с помощью стратегического партнера увеличить число магазинов до 1000, выручку - в 2,5 раза, до $2,5 млрд, и выйти на мировые рынки. Экспортный бренд уже придуман - Light of Freedom. «Сыну, правда, он не нравится», - откровенничает бизнесмен. У него двое детей - сын и дочь, и они вполне могли бы продолжить дело отца. Ростовчанин несогласно качает головой: дочь замужем, воспитывает детей, сын, получив диплом психолога в США, работает в благотворительном фонде компании и заниматься бизнесом не очень хочет.
Нынешние мощности «Глории Джинс» закрывают ее потребности в товарах на 30–35%. У компании нет своего обувного предприятия, производства аксессуаров, значительная часть трикотажных вещей и иной одежды шьется под надзором ее специалистов на сторонних предприятиях в Юго-Восточной Азии. Обсуждая рыночные позиции компании, мы называем ее крупнейшим производителем одежды в России. Мельников поправляет: «Сейчас мощности для нас не главная забота. Мы ритейловая компания. Вертикально интегрированный розничный бренд».
Когда выручка компании составляла немногим более $200 млн, вы говорили, что хотели бы управлять бизнесом с оборотом в миллиард. К концу года у вас будет миллиард. Каково управлять миллиардом?
Мельников берет паузу, прежде чем ответить.
Сейчас я думаю, как управлять компанией в $10 млрд. Про миллиард мне уже все понятно, теперь интересно поуправлять $10 млрд. Каково это, я пока не знаю.
Фото: Артем Голощапов для Forbes
Анастасия Мельникова: «У меня на жемчуг аллергия»
Известная актриса Анастасия Мельникова сумела занять неплохие позиции в шоу «Танцы со звездами» (партнер – Денис Каспер, чемпион России по латиноамериканским танцам). Хотя поначалу впечатления о проекте и о манере судей обсуждать недостатки участников у Мельниковой были не самые лучшие.
– В первом шоу мы выступали самые первые, и, когда закончили, судьи минут семь обсуждали недостатки моей фигуры. Спасибо, что не пустили этого на всю страну! Это было ужасно, осудили мою фигуру, какую-то косолапость… Я же пришла на конкурс танца, а не красоты! Зато дальше атмосфера на проекте стала вполне благожелательной.
– И Вы не радовались чужим проигрышам?
– Между участниками нет никакого соперничества, да и судьи постепенно несколько смягчились. Такое редко бывает, что не могу видеть, когда кто-то уходит, у меня трясутся губы, уши, нос, щеки, волосы. Даже стыдно.
– А общие впечатления от проекта?
– Ощущения сказочные! Это же по мне видно! Я как будто попала в сказку и не могу проснуться. Мне все очень нравится.
– Вы стали звездой, сыграв в «мужском» сериале роль женщины-«мента». Сегодня снимаетесь у самых неординарных режиссеров: Бортко, Грымов, Хван… Успешно играете на театральной сцене… Какие жизненные принципы помогли этого добиться?
– Во-первых, стараюсь избегать общения с мужчинами, которые не обращают на меня внимания, – как минимум, такие мужчины мне не нравятся. Далее, не люблю слово «депрессия». Никогда себе не позволяю сидеть дома и ничего не делать: закрыться в комнате и лежать в кровати. Мне нравится философия в книгах Пабло Коэльо: если что-то хотеть, это обязательно будет.
– Вы сова или жаворонок?
– Я не знаю, кто я. Я только знаю, что когда ложишься в три часа ночи, то в шесть-семь утра встать трудно. Поэтому тяну до последнего. Потом вскакиваю, тут же выжимаю два апельсина в бокал, выпиваю чашку кофе – это мой завтрак. Растворимый кофе не пью, только вареный.
– А если зайти с другой стороны? Легко ли красивой, молодой женщине в условиях дефицита времени следить за своей внешностью?
– Спасибо за комплимент. На это, конечно, уходит очень много времени, потому что хочешь – не хочешь, а постоянно приходится делать и массажи, и гимнастики, и разные маски. Но я боюсь давать конкретные советы, потому что все люди настолько разные и каждой женщине нужен индивидуальный уход. Многое зависит от породы. Иногда смотришь, идет женщина, которая никогда в жизни с собой ничего не делала, а выглядит прекрасно. У меня есть приятельница, которая ест булку с маслом, макароны, кашу, и при этом у нее идеальная фигура. А у меня склонность к полноте, и если я вечером съедаю кусок торта, то наутро – это как фокус – у меня лишний килограмм на весах. В общем, идет постоянная борьба с природой: там стараешься что-то убрать, тут прибавить, там что-то втираешь в волосы, чтобы они лучше росли, тут, напротив, выводишь, чтобы они никогда в жизни не росли.
– Как бы Вы определили свой стиль в одежде?
– Мой стиль – классика. Короткое не ношу, предпочитаю длину до колена. Цвета тоже люблю классические – белый, черный, бежевый, серый. За модой не гоняюсь, ультрамодной быть не хочу. Моя подруга, которая следит за тем, как я одеваюсь, как-то сказала: «Настя, норку носить уже неприлично, это же униформа новых русских, они ходят в ней на рынок». Я сказала: «Надюша, первый раз в жизни с тобой не соглашусь, я норку носила, ношу и буду носить. Мне в ней тепло, это красиво, и я это люблю». Я обожаю меха и считаю, что женщинам они идут.
– Вы знаете толк в драгоценностях?
– Я ношу драгоценности, которые были переданы мне по наследству от бабушки. Это браслеты, серьги, кольца, в основном золотые. Есть вещи из серебра. Но у меня странная особенность: я не могу носить жемчуг, сразу начинают слезиться глаза. Наверное, это особый вид аллергии.
– Настя, что поднимает Вам настроение?
– Люблю, когда вся квартира заставлена цветами, вазы с огромными букетами я ставлю прямо на пол. Обожаю проснуться утром от звонка в дверь и получить огромную корзину цветов с запиской от друзей. Поскольку друзья знают, что я больше всего люблю розы, то присылают в основном их. Очень люблю подарки. Однажды я шла со своим знакомым по Нью-Йорку, и у меня глаза остановились на какой-то шляпке в витрине. Я воскликнула: «Ой, как красиво!» И мы пошли дальше. А через полгода в день моего рождения мне принесли пакет, и в нем лежала эта шляпка с запиской от американских друзей. Конечно, когда мне дарят сапфиры, бриллианты и изумруды, я получаю не меньшее удовольствие. Я не ханжа, обожаю камни, меха.
– Какое время года Вы любите?
– Я теплолюбивое растение, люблю лето, обожаю природу. Я полгода живу за городом – у мамы на даче, куда мы переезжаем в апреле. И готова каждый день по 40 минут ездить на машине в город и обратно, чтобы только просыпаться в деревянном доме, слышать пение птиц, видеть зелень. Я обожаю водить машину, для меня это прекрасная возможность побыть одной, сосредоточиться, подумать о том, что делать, как жить в этой суматошной жизни
– Прибегаете ли к алкоголю, транквилизаторам, чтобы снять усталость, победить депрессию?
– Я вообще не пью. То есть я могу выпить полбокала вина или рюмку коньяка, и со мной ничего не будет, но мне само это состояние не нравится. Большинство людей получает удовольствие от того, что их мозг чуть затуманивается, алкоголь их расслабляет, а я от этого начинаю еще больше нервничать. Кроме того, я человек верующий, и, когда душу охватывает уныние или паника, я иду в церковь и в этом нахожу облегчение.
– Как Вы считаете, счастье в личной жизни для женщины, это судьба или старания и усилия?
– У каждого по-своему. Для меня лично это, безусловно, судьба. Не родись счастливой, а родись активной – это точно не про меня. Ничего сделать для того, чтобы что-то случилось, я не могу. Себя, да, переделывала. Другое дело, что я вообще человек жизнерадостный. И как человек верующий знаю, что отчаяние и уныние – это страшный грех.
– И что же для Вас счастье?
– Счастье для меня – это не просто понятие, это какие-то моменты моей жизни. Когда я открыла глаза и узнала, что весь этот ужас закончился и у меня родился нормальный здоровый ребенок, – это Счастье. Когда у меня очень сильно болела мама и врачи сказали, что кризис миновал и все будет хорошо, – это Счастье. Когда я услышала свою фамилию среди тех, кто прошел третий тур и допущен до теоретических экзаменов в Театральном институте, и поняла, что я фактически поступила, – это тоже было Счастье.
– Что изменилось в Вашей жизни, когда Вы стали мамой?
– Практически все стало новым и невероятно неожиданным. С дочкой Машей мир вокруг меня не просто засиял новыми красками, а стал полным и насыщенным, в нем поменялись все ранее существующие пропорции, так как в центре этого мира и меня самой оказалась – моя дочь.
– Это было долгожданное событие?
– Я очень долго мечтала о ребенке. Это было очень осознанное стремление – я родила Машу в 32 года и уже отдавала себе отчет в том, что для меня самое главное в жизни. Я была готова на все, чтобы осуществлению моей мечты ничего не помешало. К тому же, меня поддерживали родные, которые старались помочь мне любыми средствами. Мне говорили: «Настюшечка, ты только забеременей, а мы сделаем все остальное – выносим, родим и вырастим!» При такой любви вокруг я не могла не реализовать это витающее в воздухе предчувствие.
– Как Вы относитесь к идее присутствия мужа на родах?
– Я думаю, что мужчина обязательно должен видеть рождение своего ребенка, тогда отношение к женщине становится другим. Но сама бы на подобный шаг не решилась. Во-первых, я так воспитана, что могу показаться мужчине только в наиболее привлекательном виде, ничего с собой поделать не могу. Хотя понимаю, что когда двое остаются наедине, то они видны друг другу со всех сторон, а не только с самых красивых. Во-вторых, роды – это не менее интимный процесс, что-то, что происходит между мужчиной и женщиной за закрытыми дверями, и это не должно сопровождаться присутствием посторонних людей. А ведь при рождении ребенка, кроме родителей, рядом находятся врачи. Мне не хотелось компромиссов с самой собой, поэтому я и была вместе с мамой.
