Джон Нэш родился 13 июня 1928 г. в Блюфилде, штат Вирджиния, в строгой протестантской семье. Отец работал инженером в компании Appalachian Electric Power, мама до замужества успела 10 лет проработать школьной учительницей. В школе учился средне, а математику вообще не любил - в школе ее преподавали скучно. Когда Нэшу было 14, к нему в руки попала книга Эрика Т. Белла «Великие математики». «Прочитав эту книгу, я сумел сам, без посторонней помощи, доказать малую теорему Ферма» - пишет Нэш в своей автобиографии. Так его математический гений заявил о себе.
Учёба
Затем последовала учёба в Политехническом институте Карнеги (ныне частный Университет Карнеги-Меллона), где Нэш пробовал изучать химию, прослушал курс международной экономики и потом окончательно утвердился в решении заняться математикой. В 1948 году, окончив институт с двумя дипломами - бакалавра и магистра, - он поступил в Принстонский университет. Институтский преподаватель Нэша Ричард Даффин снабдил его одним из самых лаконичных рекомендательных писем. В нем была единственная строчка: «Этот человек - гений!»
Работы
В Принстоне Джон Нэш услышал о теории игр, в ту пору только представленной Джоном фон Нейманом и Оскаром Моргенштейном. Теория игр поразила его воображение, да так, что в 20 лет Джон Нэш сумел создать основы научного метода, сыгравшего огромную роль в развитии мировой экономики. В 1949 году 21-летний ученый написал диссертацию о теории игр. Сорок пять лет спустя он получил за эту работу Нобелевскую премию по экономике. Вклад Нэша описали так: за фундаментальный анализ равновесия в теории некооперативных игр.
Нейман и Моргенштейн занимались так называемыми играми с нулевой суммой, в которых победа одной стороны неизбежно означает поражение другой. В 1950 - 1953 гг. Нэш опубликовал четыре без преувеличения революционные работы, в которых представил глубокий анализ «игр с ненулевой суммой» - особого класса игр, в которых все участники или выигрывают, или терпят поражение. Примером такой игры могут стать переговоры об увеличении зарплаты между профсоюзом и руководством компании.
Эта ситуация может завершиться либо длительной забастовкой, в которой пострадают обе стороны, либо достижением взаимовыгодного соглашения. Нэш сумел разглядеть новое лицо конкуренции, смоделировав ситуацию, впоследствии получившую название «равновесие по Нэшу» или «некооперативное равновесие», при которой обе стороны используют идеальную стратегию, что и приводит к созданию устойчивого равновесия. Игрокам выгодно сохранять это равновесие, так как любое изменение только ухудшит их положение.
В 1951 году Джон Нэш стал работать в Массачусетском Технологическом институте (MIT) в Кэмбридже. Коллеги его особенно не любили, т. к. он был очень эгоистичен, однако относились к нему терпеливо, ведь его математические способности были блестящими. Там у Джона завязались близкие отношения с Элеанор Стиэр, которая вскоре уже ждала от него ребёнка. Так Нэш стал отцом, однако он отказался дать свое имя ребенку для записи в свидетельство о рождении, а также отказался оказывать какую-либо финансовую поддержку.
В 1950 -х гг. Нэш был знаменит. Он сотрудничал с корпорацией RAND, занимающейся аналитическими и стратегическими разработками, в которой работали ведущие американские ученые. Там, опять-таки благодаря своим исследованиям в области теории игр, Нэш стал одним из ведущих специалистов в области ведения «холодной войны». Кроме этого, работая в MIT Нэш написал ряд статей по вещественной алгебраической геометрии и теории римановых многообразий, высоко оценённые современниками.
Болезнь
Вскоре Джон Нэш встретил Алисию Лард и в 1957 г. они поженились. В июле 1958 г. журнал Fortune назвал Нэша восходящей звездой Америки в «новой математике». Вскоре жена Нэша забеременела, но это совпало с болезнью Нэша - он заболел шизофренией. В это время Джону было 30 лет, а Алисии - всего 26. В начале Алисия пыталась скрыть все происходящее от друзей и коллег, желая спасти карьеру Нэша. Однако спустя несколько месяцев безумного поведения, Алисия насильно поместила мужа в частную психиатрическую клинику в пригороде Бостона, McLean Hospital, где ему поставили диагноз «параноидальная шизофрения».
После выписки он внезапно решил уехать в Европу. Алисия оставила новорожденного сына своей матери и последовала за мужем. Она вернула своего мужа в Америку. По возвращении они обосновались в Принстоне, где Алисия нашла работу. Но болезнь Нэша прогрессировала: он постоянно чего-то боялся, говорил о себе в третьем лице, писал бессмысленные почтовые карточки, звонил бывшим коллегам. Они терпеливо выслушивали его бесконечные рассуждения о нумерологии и состоянии политических дел в мире.
Ухудшение состояния мужа все сильнее угнетало Алисию. В 1959 г. он лишился работы. В январе 1961 года полностью подавленная Алисия, мать Джона и его сестра Марта приняли трудное решение: поместить Джона в Trenton State Hospital в Нью Джерси, где Джон прошел курс инсулиновой терапии - жесткое и рискованное лечение, 5 дней в неделю в течении полутора месяцев. После выписки коллеги Нэша из Принстона решили ему помочь, предложив ему работу в качестве исследователя, однако Джон опять отправился в Европу, но на этот раз один. Домой он отправлял только загадочные письма. В 1962 году, после 3 лет смятения, Алисия развелась с Джоном. При помощи матери она вырастила сына сама. Позднее оказалось, что у него тоже шизофрения.
Несмотря на развод с Алисией коллеги-математики продолжали помогать Нэшу - они дали ему работу в Университете и устроили встречу с психиатром, которой выписал анти-психотические лекарства. Состояние Нэша улучшилось, и он стал проводить время с Элеонорой и своим первым сыном Джоном Дэвидом. «Это было очень обнадёживающее время, - вспоминает сестра Джона Марта. - Это был достаточно долгий период. Но затем все стало меняться». Джон перестал принимать лекарства, опасаясь, что они могут оказать на мыслительную активность и симптомы шизофрении опять проявились.
В 1970 г. Алисия Нэш, будучи уверенной, что она совершила ошибку, предав мужа, приняла его вновь, и теперь уже как пансионера, это возможно и спасло его от состояния бездомности. В последующие годы Нэш продолжал ходить в Принстон, записывая на досках странные формулы. Студенты Принстона прозвали его «Фантом».
Затем в 1980 гг. Нэшу стало заметно лучше - симптомы отступили и он стал более вовлеченным в окружающую жизнь. Болезнь, к удивлению врачей, стала отступать. Точнее, Нэш стал учиться не обращать на нее внимания и вновь занялся математикой. «Сейчас я мыслю вполне здраво, как всякий ученый, - пишет Нэш в своей автобиографии. - Не скажу, что это вызывает у меня радость, какую испытывает всякий выздоравливающий от физического недуга. Здравое мышление ограничивает представления человека о его связи с космосом».
Признание
В 1994 , в возрасте 66 лет, Джон Нэш получил Нобелевскую Премию за свою работу по теории игр. Однако он был лишен возможности прочитать традицонную Нобелевскую лекцию в Стокгольмском университете, так как организаторы опасались за его состояние. Вместо этого был организован семинар (с его участием), на котором обсуждался его вклад в теорию игр. После этого Нэш был приглашен прочитать лекцию в университете Уппсалы, раз уж ему не предоставилось такой возможности в Стокгольме. По словам приглашавшего его профессора Математического института университета Уппсалы Кристера Кисельмана, лекция была посвящена космологии.
В 2001 году, через 38 лет после развода, Джон и Алисия вновь поженились. Нэш вернулся в свой офис в Принстоне, где продолжает познавать математику и познавать этот мир - мир, в котором вначале он был так успешен; мир, который заставил его пройти через очень сложное заболевание; и всё-таки этот мир принял его вновь.
В 2008 году Джон Нэш выступил с докладом на тему «Ideal Money and Asymptotically Ideal Money» на международной конференции Game Theory and Management в Высшей Школе Менеджмента Санкт-Петербургского Государственного Университета.
В 2015 году, за свой вклад в теорию нелинейных дифференциальных уравнений, Джон удостоился высшей награды по математике - Абелевской премии.
«Игры разума»
В 1998 году американская журналистка (и профессор экономики Колумбийского университета Сильвия Назар написала биографию Нэша под названием «A Beautiful Mind: The Life of Mathematical Genius and Nobel Laureate John Nash» (Прекрасный ум: Жизнь гения математики и нобелевского лауреата Джона Нэша). Книга мгновенно стала бестселлером.
В 2001 году под руководством Рона Ховарда по мотивам книги был снят фильм «A Beautiful Mind», в русском прокате «Игры разума». Фильм получил четыре «Оскара» (за лучшие адаптированный сценарий, режиссуру, актрису второго плана и, наконец лучший фильм), награду «Золотой глобус» и был отмечен несколькими призами Bafta (британская премия за кинематографические достижения).
Смерть
23 мая 2015 года 86-летний Джон Нэш погиб в автокатастрофе вместе со своей 82-летней супругой Алисией. Водитель такси, в котором они ехали, потерял управление и врезался в разделительный барьер.
Реализовав себя в области теории игр и дифференциальной геометрии, Джон Нэш в 1994-м стал лауреатом Нобелевской премии по экономике вместе со своими коллегами Райнхардом Зелтеном (Reinhard Selten) и Джоном Харсани (John Harsanyi), "за анализ равновесия в теории некооперативных игр".
Он обрел большую известность благодаря выходу байопика Рона Ховарда (Ron Howard) "Игры разума" ("A Beautiful Mind"), где рассказывается о математическом гении Нэша и его попытке превозмочь параноидную шизофрению.
Джон Форбс Нэш-младший родился 13 июня 1928-го в Блуфилде, Западная Вирджиния (Bluefield, West Virginia, U.S.). Он вырос в строгой семье протестантов. Его мать до замужества 10 лет работала учителем в школе, отец был инженером. В школьные годы Нэш не выделялся на фоне других учеников, а к математике вообще относился с прохладцей, но лишь потому, что учителя преподносили ее очень скучно. В 14 лет он увлекся книгой Эрика Т. Белла (Eric T. Bell) "Творцы математики", осилил ее без помощи взрослых и доказал малую теорему Ферма. Так он и пробудил свой математический гений.
В Политехническом институте Карнеги (Carnegie Institute of Technology) Джон пробовал остановиться на химии и экономике, после чего удостоверился, что математика – по-настоящему его стихия. Выйдя из университета с дипломом бакалавра и магистра в 1948-м, он попал в Принстонский Университет (Princeton University), где один из его преподавателей, Ричард Даффин (Richard Duffin), работая над рекомендательным письмом для Нэша, уместил все в одну точную фразу: "Этот человек – гений!".
Именно в Принстоне Джон узнал о теории игр, поразившей его воображение, и в свои 20 лет смог разработать основы научного метода, оказавшего особое влияние на развитие мировой экономики. В 1949-м он представил диссертацию о теории игр, чтобы 40 лет спустя удостоиться Нобелевской премии по экономике. В период между 1950-м и 1953-м Джон Нэш опублико
вал четыре работы с глубоким анализом игр с ненулевой суммой. Впоследствии смоделированная им ситуация получила название "равновесие по Нэшу" (или "некооперативное равновесие"), при которой выигравшие и проигравшие участники используют идеальную стратегию, приводящую к созданию устойчивого равновесия.
В 1951-м Нэш перешел на работу в Массачусетский Технологический Институт (МТИ) в Кембридже (Cambridge), где написал серию статей по вещественной алгебраической геометрии, а также затронул теории римановых многообразий. Однако его труды математически обосновывали теорию прибавочной стоимости Карла Маркса (Karl Marx), из-за чего Джон стал изгоем. Его чурались коллеги и бросила подружка, медсестра Элинор Стайер (Eleanor Stier), родившая от него сына Джона Дэвида Стайера (John David Stier).
В итоге, Нэш ушел из МТИ и переехал в Калифорнию (California), где стал одним из ведущих специалистов компании RAND, "приюта диссидентов". И все же он лишился и этой работы, после того как в 1954-м полиция арестовала математика "за непристойное поведение".
Джон Нэш познакомился со студенткой Алисией Лопес-де-Харрисон Лард (Alicia Lopez-Harrison de Lardé) в МТИ, и в 1957-м они поженились. Вскоре его 26-летняя жена забеременела, но это радостное событие омрачили первые симптомы шизофрении у 30-летнего Нэша. Угнетенная Алисия, пытаясь спасти карьеру мужа, скрывала все происходящее в семье, но в 1959-м Нэш все равно потерял работу. Математика принудительно поместили в частную психиатрическую больницу, где определили "параноидальную шизофрению" и использовали психофармакологическое лечение.
Выбравшись труд
ами его адвоката из психбольницы после 50 дней, Джон уехал в Европу. Алисия оставила сына своей матери – и последовала за мужем. Пара не могла найти убежища в других странах, т.к. за ними повсюду следил Государственный департамент США и американский военно-морской атташе. После того как французская полиция задержала и выдала Джона властям, он был депортирован в США.
Его болезнь, тем временем, не стояла на месте. Нэш высказывался о себе в третьем лице, был подавлен беспочвенными страхами, названивал бывшим коллегам и без конца рассуждал о нумерологии и политике. В январе 1961-го математик после трудного решения его близких вновь оказался в больнице, где прошел опасный курс инсулиновой терапии. После лечения он уехал в Европу во второй раз, но без Алисии. В 1962-м жена развелась с ним; у сына Нэша впоследствии также развилась шизофрения.
Коллеги-математики поддержали Джона. Он получил работу в университете и принимал антипсихотические лекарства. Его недуг присмирел на некоторое время, но вскоре идущий на поправку испугался, что медицинские препараты навредят его мыслительной активности. Шизофрения вернулась. И все же в 1970-м Алисия, терзаемая чувством вины, приняла Нэша назад, что, возможно, спасло его от статуса бездомного.
Его студенты прозвали его "Фантомом", все время пишущим странные формулы на досках. Наконец, в 1980-х болезнь, к удивлению докторов, снова начала отступать. Нэш по-прежнему занимался любимой математикой, на сей раз "разумной", и заявил, что здравое мышление все-таки не так тесно связывает человека с космосом.
В 2001-м Джон и Алисия повторно связали себя узами брака
Джон Форбс Нэш младший (англ. John Forbes Nash, Jr.; род. 13 июня 1928, Блюфилд, Западная Виргиния) - американский математик, работающий в области теории игр и дифференциальной геометрии. Лауреат Нобелевской премии по экономике 1994 года «За анализ равновесия в теории некооперативных игр» (вместе с Райнхардом Зелтеном и Джоном Харсани). Известен широкой публике большей частью по биографической драме Рона Ховарда «Игры разума» (A Beautiful Mind ) о его математическом гении и борьбе с шизофренией.
Джон Нэш родился 13 июня 1928 года в Блюфилде, штат Западная Виргиния, в строгой протестантской семье. Отец работал инженером в компании Appalachian Electric Power, мать до замужества успела 10 лет проработать школьной учительницей. В школе учился средне, а математику вообще не любил - в школе её преподавали скучно. Когда Нэшу было 14 лет, к нему в руки попала книга Эрика Т. Белла «Творцы математики». «Прочитав эту книгу, я сумел сам, без посторонней помощи, доказать малую теорему Ферма » - пишет Нэш в автобиографии. Так его математический гений заявил о себе. Но это было только начало.
После школы последовала учёба в Политехническом институте Карнеги (ныне частный Университет Карнеги-Меллона), где Нэш пробовал изучать химию, прослушал курс международной экономики, а потом окончательно утвердился в решении заняться математикой. В 1948 году, окончив институт с двумя дипломами - бакалавра и магистра, - он поступил в Принстонский университет. Институтский преподаватель Нэша Ричард Даффин снабдил его одним из самых лаконичных рекомендательных писем. В нём была единственная строчка: «Этот человек - гений! » (This man is а genius ).
Научные достижения
В Принстоне Джон Нэш услышал о теории игр, в ту пору только представленной Джоном фон Нейманом и Оскаром Моргенштерном. Теория игр поразила его воображение, да так, что в 20 лет Джон Нэш сумел создать основы научного метода, сыгравшего огромную роль в развитии мировой экономики. В 1949 году 21-летний учёный написал диссертацию о теории игр. Сорок пять лет спустя он получил за эту работу Нобелевскую премию по экономике. Вклад Нэша описали так: «За фундаментальный анализ равновесия в теории некооперативных игр ».
Нейман и Моргенштерн занимались так называемыми играми с нулевой суммой, в которых выигрыш одной стороны равен проигрышу другой. В 1950-1953 годах Нэш опубликовал четыре, без преувеличения, революционные работы, в которых представил глубокий анализ игр с ненулевой суммой - класса игр, в которых сумма выигрыша выигравших участников не равна сумме проигрыша проигравших участников. Примером такой игры могут стать переговоры об увеличении зарплаты между профсоюзом и руководством компании. Эта ситуация может завершиться либо длительной забастовкой, в которой пострадают обе стороны, либо достижением взаимовыгодного соглашения. Нэш сумел разглядеть новое лицо конкуренции, смоделировав ситуацию, впоследствии получившую название «равновесие по Нэшу » или «некооперативное равновесие », при которой обе стороны используют идеальную стратегию, что и приводит к созданию устойчивого равновесия. Игрокам выгодно сохранять это равновесие, так как любое изменение только ухудшит их положение.
В 1951 году Джон Нэш стал работать в Массачусетском Технологическом институте (МТИ) в Кэмбридже. Там он написал ряд статей по вещественной алгебраической геометрии и теории римановых многообразий, высоко оценённые современниками. Но коллеги Джона избегали - его работы математически обосновывали теорию прибавочной стоимости Карла Маркса, которая тогда во время «охоты на ведьм» считалась в США еретической. Изгоя Джона оставляет даже его подружка - медсестра Элеонора Стиэр, которая ждала от него ребёнка. Так Нэш стал отцом, однако он отказался дать своё имя ребёнку для записи в свидетельство о рождении, а также отказался оказывать какую-либо финансовую поддержку его матери, чтобы избежать их преследования комиссией Маккарти.
Нэшу приходится оставить МТИ, хотя он числился там профессором до 1959, и он уезжает в Калифорнию в корпорацию RAND (Research and Development ), занимающуюся аналитическими и стратегическими разработками для правительства США, в которой работали ведущие американские учёные. Там, опять-таки благодаря своим исследованиям в области теории игр, Нэш стал одним из ведущих специалистов в области ведения холодной войны.
Научные труды
Издательство Corpus выпустило на русском языке биографию математика Джона Нэша, которая принесла ее автору Сильвии Назар номинацию на Пулитцеровскую премию, стала основой для одноименной экранизации с Расселом Кроу в главной роли и сделала самого Нэша знаменитым не только в научных кругах: история его жизни и победы над болезнью сегодня вдохновляет людей во всем мире.
В отличие от многих математиков Нэш был ухоженным. Всегда аккуратно причесанный, в отглаженной одежде. Лоск, высокомерие и холодность только увеличивали его притягательность.
Героями Нэша были одинокие мыслители и сверхлюди, такие как Ньютон и Ницше. Он страстно увлекался компьютерами и научной фантастикой. В его представлении «мыслящие машины», как он их называл, были в определенном смысле выше людей. Одно время его интересовала возможность увеличить производительность физического или интеллектуального труда с помощью наркотиков. Его занимали мысли об инопланетных расах, сверхрациональных существах, которые научились полностью подавлять эмоции.
«Он был неотесанным провинциалом даже по нашим меркам» , - рассказывал физик Роберт Зигель, вспоминая, что до университета Нэш ни разу в жизни не был на концерте симфонической музыки. Он вел себя эксцентрично: к примеру, садился за фортепьяно и без конца повторял один и тот же аккорд. Раздеваясь в холле, забывал о мороженом, которое медленно таяло в ворохе сброшенной одежды. Вставал на спящего товарища по комнате, чтобы дотянуться до выключателя. Дулся, проиграв в бридж».
Склонность к одиночеству, непоколебимая уверенность в своей интуиции, нечувствительностьк критике , проявившиеся еще в юности, а теперь ставшие ярко выраженными и неотъемлемыми чертами его характера, - все работало на него.
«Гений с пенисом. Не это ли все, что нам нужно?»
Как остроумно заметила одна актриса, и в этой шутке нашло отражение то самое сочетание интеллекта, статуса и сексуальной привлекательности, которое и делало Нэша таким неотразимым.
Научные гении, какими бы эксцентричными они ни были, редко по-настоящему сходят с ума - и это самое убедительное свидетельство в пользу оберегающей природы творческой деятельности. Нэш стал трагическим исключением.
Для большинства людей тридцатилетие - всего лишь рубеж между молодостью и зрелостью , но математики считают, что их наука - это игра для молодых, поэтому число тридцать вызывает у них более мрачные ассоциации. Вспоминая то время, Нэш говорил о внезапной тревоге - «страхе», что лучшие годы его творческой жизни уже позади.
В автобиографическом эссе, написанном после получения Нобелевской премии , Нэш сетует, что «рациональное мышление налагает ограничения на представление человека о его связи с космосом». Он называет ремиссию не счастливым возвратом к здоровому состоянию, а «периодом, так сказать, принудительной рациональности».
Когда я брала у Нэша интервью для статьи в «Нью-Йорк таймс» про нобелевских лауреатов и про то, на что они потратили свою премию, я спросила, как премия повлияла на его жизнь. Он ответил, что теперь, пожалуй, может заплатить два доллара за чашку кофе в «Старбаксе». «Бедные не могут себе этого позволить», - добавил он.
()
Абелевская премия ()
Джон Форбс Нэш-младший (англ. John Forbes Nash, Jr. ; 13 июня , Блюфилд , Западная Виргиния - 23 мая , Нью-Джерси) - американский математик , работавший в области теории игр и дифференциальной геометрии . Лауреат Нобелевской премии по экономике 1994 года за «Анализ равновесия в теории некооперативных игр » (вместе с Райнхардом Зельтеном и Джоном Харсаньи) . Известен широкой публике большей частью по биографической драме Рона Ховарда «Игры разума » (англ. A Beautiful Mind ) о его математическом гении и борьбе с шизофренией .
Биография
Работа
В Принстоне Джон Нэш услышал о теории игр , в ту пору только представленной Джоном фон Нейманом и Оскаром Моргенштерном . Теория игр поразила его воображение, да так, что в 20 лет Джон Нэш сумел создать основы научного метода, сыгравшего огромную роль в развитии мировой экономики. В 1949 году 21-летний учёный написал диссертацию о теории игр. Сорок пять лет спустя он получил за эту работу Нобелевскую премию по экономике «за фундаментальный анализ равновесия в теории некооперативных игр ».
Признание
В 2015 году Джон Нэш получил высшую награду по математике - Абелевскую премию за вклад в теорию нелинейных дифференциальных уравнений .
Примечательный факт: получив и Нобелевскую, и Абелевскую премии - Джон Форбс Нэш стал первым человеком в мире, который был удостоен обеих престижных наград .
Гибель
Фильм «Игры разума»
Библиография
Книги
- Проблема торгов = The Bargaining Problem. - 1950.
- Некооперативные игры = Non-cooperative Games. - 1951.
Статьи
- Real algebraic manifolds // Ann. Math. - 1952. - Vol. 56. - P. 405-421.
- C 1 -isometric imbeddings // Ann. Math. - 1954. - Vol. 60. - P. 383-396.
- Continuity of solutions of parabolic and elliptic equations // Amer. J. Math. - 1958. - Vol. 80. - P. 931-954.
Переведённые на русский
- Дж. Нэш, C 1 -изометрические вложения // Математика 1957, том 1, номер 2, стр. 3-16.
- Дж. Нэш, Проблема вложений для римановых многообразий // УМН, 26:4(160) (1971), 173-216.
- Дж. Нэш, Аналитичность решений задач о неявной функции с аналитическими исходными данными // УМН, 26:4(160) (1971), 217-226.
См. также
Напишите отзыв о статье "Нэш, Джон Форбс"
Примечания
Литература
- Лауреаты Нобелевской премии по экономике: автобиографии, лекции, комментарии. Т. 2. 1983−1996. - СПб. : Наука, 2009. - С. 376−409. - ISBN 978-5-02-025169-4 . (Перевод на русский язык автобиографии Джона Нэша и его семинара о теории игр.)
- Nasar, S. / Sylvia Nasar. - Faber & Faber, 2012. - P. 2. - 464 p. - ISBN 9780571266074 .
Ссылки
- (англ.)
- // The Economist. - 2015. - 24 May.
Отрывок, характеризующий Нэш, Джон Форбс
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг"и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г"асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг"удно отослать тг"идцать ли, тг"иста ли человек под конвоем в гог"од, чем маг"ать, я пг"ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г"авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог"ишь – помг"ут. Ну, хог"ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…
Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d"ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d"ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d"ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c"est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C"est vous, Clement? – сказал он. – D"ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.
Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег"т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег"ь ложись спать. Еще вздг"емнем до утг"а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
