Классовая структура. Подобно другим восточным обществам, в традиционном Китае на протяжении веков функционировала политическая структура, наделенная чрезвычайной властью. Единственным источником власти был император , осуществлявший свое правление по воле небес. Однако постепенно развитие получали институты, призванные гарантировать плавное функционирование государственного аппарата и не допустить развития сил, которые могли бы противопоставить себя императорской власти. Первостепенную роль играли механизмы формирования аппарата чиновников. Уровень квалификации чиновничества проверялся посредством целой серии различных экзаменов. Обладатели ученых степеней и чиновники, избранные из их числа, занимали в обществе престижные должности. Помимо ученых-чиновников, или шэньши, в соответствии с китайской социальной теорией выделялись еще три класса: крестьяне, мастеровые-ремесленники и торговцы. Обобщенно представителей всех этих классов называли простолюдинами. Ниже этих классов на иерархической лестнице стояли "подлые люди". К этому разряду относили лиц, выполнявших презираемые обществом обязанности. Дети и потомки этих людей к сдаче государственных экзаменов не допускались. Рабство в Китае тоже существовало, однако редко играло заметную роль. Центры социальной интеграции. Семья и клан. Большая семья и семейный клан включали в свой состав широкий спектр родственников, часть которых могла принадлежать даже к другим классам. В идеальном случае, а иногда это случалось и в реальной жизни, клан представлял собой прочное сообщество, проявлявшее заботу о своих членах, в том числе даже о самых дальних родственниках, и следившее, чтобы наиболее одаренные дети членов клана получали образование. Клан сплачивался воедино соблюдением обязательных церемоний почитания предков и чувством гордости за свою родословную. Семья зачастую держалась вместе благодаря единой собственности на землю и наличию на этой земле храмов предков, в которых хранились поминальные таблички, восхвалявшие умерших и служившие предметом поклонения родственников. Проблема женитьбы решалась в кругу семьи. Брачный союз устраивался с помощью свах. Традиционно согласия детей не спрашивали, и вступление в брак было практически обязательным для всех. Лишь буддийские монахи, некоторые даосские жрецы и немногие крайне бедные мужчины оставались холостыми. Деревня и город. Деревенская община представляла собой низшую форму социальной интеграции. Города, где размещалась администрация, обычно являлись местом торговых базаров и ярмарок, которые объединяли население данного района как в социальных, так и в экономических целях. Городские увеселительные заведения, включая рестораны, чайные заведения и винные лавки, также служили центрами общественной жизни. Владельцы чайных для привлечения клиентов часто нанимали профессиональных рассказчиков различных историй. Большой популярностью пользовались театр , а также разнообразные азартные игры. Ассоциации и объединения. Важнейшую роль играли гильдии, поскольку до 1911 они организовывали и регулировали всю предпринимательскую деятельность в области промышленности и торговли. Они делились на два типа: по ремеслам и по провинциям. Первые регулировали вопросы обучения ремеслам, устанавливали стандарты и уровень качества, а также определяли цены. Провинциальные гильдии представляли торговцев одной провинции или одного города, занимающихся своим бизнесом в другой провинции или другом городе. Существовало и множество тайных обществ. Некоторые из них формировались для взаимной помощи, другие преследовали политические цели. Религиозные верования. Народная религия включала в себя элементы анимизма и политеизма. Люди считали, что мир населен множеством духов. Так, духи зла - "гуй" - считались приносящими болезни и бедствия. От этих злых духов можно было защититься либо отогнать их различными способами, включая заклинания и особые церемонии. Вселенная считалась соединением двух элементов - "инь" и "ян". "Инь" означало темноту, зло, женское начало. Воплощением этих качеств был злой дух "гуй". "Ян" означало тепло, свет , добро, мужское начало; вещи, воплощавшие в себе эти качества, могли использоваться для защиты от "гуй". В целом в представлении китайцев мир духов и богов был копией мира людей и государства с той же самой иерархией авторитета и власти. У каждого города имелся свой бог, в какой-то мере соответствовавший местному магистрату. Над всей вселенной возвышалось "тянь" - "небо", соответствовавшее императору на земле. В дополнение к этой распространенной религии с ее духами и многочисленными богами существовали пять основных религиозных доктрин: конфуцианство , даосизм , буддизм, ислам и христианство . Конфуцианство, являвшееся скорее этико-политическим учением, чем религией, на протяжении долгого время - начиная с конца 3 в. до н.э. и до образования республики в 1912 - пользовалось поддержкой государства. Конфуцианская философия содержала в себе основные положения семейного и морального кодекса. Отвергнутое после образования республики, в 20 в. конфуцианство пришло к своему закату. Классические конфуцианские труды в перечне обязательной литературы для школ были перенесены с первого на второе или третье место. Даосизм как религия имел китайские корни, однако подвергся влиянию буддизма. Некоторые из даосских трудов, написанные с философским уклоном, имеют огромную интеллектуальную значимость. Даосизм также имеет свои храмы, свой пантеон богов и свое учение о будущей жизни с вознаграждениями и карами за прошлое. Буддизм пришел из Индии и получил в Китае широкое распространение, здесь были построены сотни буддийский храмов и монастырей с тысячами монахов. Мусульмане живут в Китае повсюду, в особенности в северо-западных и юго-западных районах. Христианство, с которым китайцев познакомили миссионеры из Европы и Америки, получило широкое распространение в 19 и начале 20 вв., однако число верующих-христиан составляет всего 1% населения страны.
Характеристики Китая как современного государства
Китай (Китайская Народная Республика, КНР) – это современное государство, которое находится в юго-восточной части евразийского континента. В течение долгого времени Китай называют одной из величайших и ведущих мировых держав, которая сочетает в себе мировую цивилизацию, исторические ценности и высокие технологии, которые распространяются по всему миру.
Замечание 1
На данный момент Китай признан самой населенной страной в мире. По итогам всекитайской переписи, которая была проведена в 2000 году, население страны составило более 1 миллиарда и 200 миллионов человек, и оно постоянно растет. Население включает в себя 56 национальностей, среди которых 90% населения китайской национальности (хань, ханьцы). При этом стоит отметить, что городского населения в 2 раза меньше, чем сельского (36% городского и 64% сельского).
Исследователи отмечают, что положение Китайской Народной Республики в плане экономического и географического положения весьма выгодно. Китай расположился вдоль тихоокеанского побережья, имеет доступ к морю даже в самых отдаленных уголках страны (через реку Янцзы). Возник Китай еще в 14 веке до нашей эры, что делает его одним из древнейших государств мира со своей сложной и невероятно интересной историей. Китайская республика образовалась в 1912 году, а в 1949 году, после некоторых военно-политических событий (1945 год – разгром с помощью войск Советского Союза японских захватчиков) провозглашена Китайская Народная Республика.
Социальная структура китайского общества
Безусловно, с момента образования Китайской Народной Республики в 1949 году произошло большое количество изменений в социальной структуре китайского общества. Изначально социальная структура Китая имела пирамидальную форму. В основе лежало большое количество крестьянского населения, а остальные классы в совокупности составляли всего лишь 12% населения. Данная социальная структура указывает на тот факт, что Китайская Народная Республика имеет достаточно слабое развитие в своей национальной индустрии, и при этом доминирует мелкое крестьянское хозяйство.
Но в период с 1985 по 1991 год в Китае на смену пирамидальной модели социальной структуры приходит новая стратификационная структура. Теперь в обществе появляются совершенно новые социальные слои, происходит разрыв в уровне доходов между ними. Достаточно большой социальный сдвиг произошел после того, как со стороны государства произвели некоторые изменения. Например, изменение в административной системе и последующая пожизненная приписка к месту жительства. Также выходит новый закон о трудовом контракте, который изменил положение руководства предприятий и рабочих. Теперь руководители получили гораздо больше прав и полномочий, чем ранее, а рабочие стали наемными, получая заработную плату за свою трудовую деятельность.
В результате многолетних изменений в китайском обществе сложилось целых десять социальных страт, отличных по конкретным признакам и обладающих своими уникальными чертами. Сюда входят следующие страты:
- Общественные руководители и государственные служащие на руководящих должностях;
- Управленческие работники, которые обладают определенными полномочиями, властью, но при этом сами подчиняются вышестоящим органам и руководителям;
- Частные предприниматели, которые занимаются определенной деятельностью для производства и дальнейшего распределения товаров и услуг;
- Специалисты и технический персонал, который занимается в информационных технологиях и близкой к данной сфере деятельности;
- Конторские служащие, офисные работники, так называемые «воротнички»;
- Индивидуальные промышленники и торговцы, которые производят товары и услуги для собственного производства и для продажи более широким слоям населения;
- Работники торговли и обслуживания (кассиры, продавцы, официанты и прочие);
- Производственные рабочие в производственной сфере;
- Работники сельского хозяйства (крестьяне, которые составляют практически 90% от всего населения);
- Незанятые, безработные или полубезработные граждане, которые проживают в деревнях и городах.
Особенности современной стратификации Китая
Замечание 2
Как мы уже отметили, современное население Китая подразделяется на десять ключевых страт. Чуть более 40% составляют работники сельского хозяйства, а также крестьяне, которые являются потомками крестьян, которые составляли основную часть всего населения страны.
Но интересен и состав других страт, чья численность гораздо меньше крестьянской. В первую страту входят правительственные руководители, партийные организаторы и работники. В их руках сохраняется вся власть, которой они пользуются для достижения определенных целей, а также для улучшения жизни населения. Социальная политика в Китае определяет эту страту как высочайшую во всей структуре, как основу рыночных отношений и социальной экономики.
Остальные страты формируются благодаря управляющим высшего и среднего звеньев, которые занимаются предпринимательской деятельностью, а также заняты в промышленной сфере. Это могут быть бывшие кадровые работники государственных предприятий, а также основатели или бывшие владельцы крупнейших корпораций и организаций, которые действуют в Китае и за его пределами. Частные предприниматели занимают еще одну страту в социальной системе. Они получают основную прибыль от капиталовложений, за счет чего могут существовать и осуществлять свою деятельность. Очень важно, что их деятельность поддерживается со стороны государства, тем самым получая дополнительное финансирование.
Как мы можем отметить, большую роль в стратификационной структуре играют руководящие должности, поскольку именно от них и их решений зависит деятельность в иных сферах социальной, политической, экономической и культурной жизни китайского народа. Важную роль также играют представители среднего слоя, служащих на государственных предприятиях.
За пятьдесят лет, минувших с того момента, как коммунисты пришли к власти, китайское общество претерпело целый ряд разноплановых изменений. Среди них и осуществленная режимом трансформация его социальной структуры: например, в 50-е годы были «как класс» уничтожены землевладельцы, капиталисты и мелкие предприниматели (впрочем, экономические преобразования 80- 90-х годов способствовали возрождению частного предпринимательства). В этой главе мы рассмотрим прежде всего основные и наиболее характерные черты той среды, в которой Китай и проводит свою политику, - среды, не подвергшейся фундаментальным трансформациям, а изменившейся (если вообще изменившейся) лишь в процентном соотношении составляющих ее элементов.
Первой особенностью Китая является большая численность населения. В 1949 г., когда коммунисты взяли власть, она составляла 540 млн, а ныне достигла 1,2 млрд человек, и страна продолжает удерживать ведущее место в мире по этому показателю. Как и в 50-е годы, большая часть населения проживает в сельской местности, хотя в последние годы соотношение начинает меняться более стремительно: если в начале 50-х годов в деревнях проживало около 85%
граждан, а к 1980 г. их число снизилось всего лишь до 82%, то основные экономические преобразования, произошедшие за последние 15 лет, обусловили и значительные демографические изменения. Фактическое ослабление ограничений на перемещения по стране позволило оказавшимся без работы крестьянам трудоустраиваться в городах. Индустриализация и рост городов также способствовали изменению ситуации: по данным на конец 1998 г. лишь 68% китайцев проживают в сельской местности. Постоянно увеличивающийся процент городского населения занят в промышленности, пусть даже на неполный рабочий день. До начала экономических реформ (1980) в китайской промышленности доминировали государственные предприятия. Ныне наиболее динамичным сектором индустрии являются городские и сельские промышленные предприятия, находящиеся в коллективной собственности и управляемые местными властями.
Вторая характерная особенность Китая - его географическое положение. По размерам территории Китай занимает третье место в мире (после России и Канады), однако его население сконцентрировано в основном в восточной части, занимающей примерно одну треть площади. Это происходит потому, что лишь четверть всей земли является пахотной. Достижения в области механизации сельского хозяйства и передовые технологии не смогли решить проблему значительной нехватки земли. Рост народонаселения и сокращение обрабатываемых площадей обостряют эту проблему. Китайские лидеры прилагали значительные усилия, чтобы сохранить пригодные для возделывания участки земли, однако процесс сокращения продолжался. Объясняется это рядом причин: 1) деколлективизация и возврат к единоличным крестьянским хозяйствам привели к тому, что земля на границах (межах) наделов не используется; 2) в эпоху относительной либерализации, наступившей после смерти Мао Цзэдуна, была возобновлена прежняя, традиционная для Китая практика: умерших хоронят в земле, а не кремируют; 3) повышение благосостояния приводит к тому, что крестьяне строят себе более обширные жилища. Можно ожидать, что проблема снабжения продовольствием огромного населения Китая будет приобретать все большие масштабы и остроту: по мере того как китайцы становятся зажиточней, их рацион начинает включать больше мяса и меньше риса.
Третьей особенностью Китая следует признать мультиэтнический характер его населения. Хотя почти 92% граждан являются собственно китайцами (хань), в стране существует 55 официально признанных национальных меньшинств, численность которых колеблется от нескольких тысяч до 15 с лишним млн человек. Хотя меньшинства составляют малый процент населения, проживают они на землях (обычно называемых «национальными автономными районами»), занимающих более 60% территории и расположенных в стратегически важных приграничных областях. Среди них Тибет (граничащий с Индией) и Синь
цзян (граничащий с тремя республиками, прежде входившими в состав СССР), где на протяжении десятилетий идет практически постоянное «брожение». Китай вынужден держать в этих регионах значительный контингент вооруженных сил, призванный пресекать сепаратистские поползновения.
И наконец, последнее: китайцы (хань) пользуются при письме единым языком, который двадцать веков служит фактором консолидации и критерием самоидентификации. При наличии общекитайского литературного языка существует множество различных диалектов, что порождает определенные трудности в общении их носителей между собой. Государственный язык - так называемый «мандаринский», в основе которого лежит пекинский диалект, - внедрялся коммунистическим режимом через посредство системы образования и СМИ.
Еще по теме Китайское общество:
- Формы собственности на средства производства и классовая структура общества в Китайской Народной Республике.
- Глава 6 После Большой игры: Тибетский вопрос в советско- германских, советско- китайских и российско- китайских отношениях
Т.А. БЫЧКОВА
Томск, 2003
ТОМСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
ИСТОРИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ
Кафедра новой и новейшей истории и международных отношений,
Кафедра мировой политики
Т.А. БЫЧКОВА
КУЛЬТУРА ТРАДИЦИОННЫХ ОБЩЕСТВ КИТАЯ И ЯПОНИИ
Учебное пособие к специальному курсу лекций
Издательство Томского университета, 2002
Бычкова Т.А. Культура традиционных обществ Китая и Японии. Учебное пособие к специальному курсу лекций. Томск: Издательство Томского университета. 2001. 63 с.
Учебное пособие предназначено для студентов специальности “Международные отношения” исторического факультета Томского университета.
Редактор: профессор, доктор исторических наук В.П. Зиновьев
Рецензент: доктор политических наук, профессор МГИМО(У)
Воскресенский А.Д.
(Фонд Сороса). Россия
©- Бычкова Т.А.
Предисловие 4
Введение 4
I. ^ ТРАДИЦИОННАЯ КУЛЬТУРА КИТАЯ 5 Традиционная космологическая система китайцев 5 Личность в китайской традиции 7
Личность правителя в китайской традиции 7
Цзюньцзы, сяожень, жень 9
^ Цзюньцзы – человек знающий 10
Цзюньцзы – человек морали 11
Цзюньцзы – человек Долга 12
Отношение цзюньцзы к богатству 12
Цзюньцзы – человек культуры 13
Даосская личность 14
Чань-буддизм и культура Китая 14
Традиционное мышление китайцев 17
^ Эмоциональный мир китайца 19
Судьба в традиционной интерпретации 20
Добро и зло в китайской традиции 21
Традиционные ценности китайского общества 21
Социальная справедливость 24
Национальный характер китайца 25
Китайская проза и поэзия 26
II^ . ТРАДИЦИОННАЯ КУЛЬТУРА ЯПОНИИ 31
Традиция заимствования 31
Мировоззрение японцев 32
Роль буддизма в духовной жизни и творчестве японцев 33
Контекcтуальное мышление японцев 36 Соотношение материальных и духовных ценностей 37
Художественное мышление японцев 38
^ Японская проза и поэзия 39
Заключение 46
Предисловие
В современных международных отношениях все большее значение приобретают социокультурные факторы. По этой причине в подготовке специалистов-международников большее место, чем ранее должен занимать страноведческий аспект, включающий изучение культуры, менталитета народов крупнейших стран мира. К числу таковых, безусловно, относятся Китай и Япония, являющиеся частью Азиатско-Тихоокеанского региона, куда, по мнению многих аналитиков, постепенно перемещаются центры политической и экономической активности современного мира. Древним обществам этой части Земли удалось избежать трагического конфликта между традицией и модернизацией, характерного для исламского мира.
Особая от европейцев ментальность китайцев и японцев наложила свой отпечаток и на характер их дипломатии, поэтому целесообразно давать будущим специалистам в области международных отношений систематизированные знания о культурном своеобразии этих народов.
Настоящее учебное пособие является кратким изложением специального курса лекций, читаемого студентам отделения «Международные отношения» исторического факультета. Курс лекций, рассчитанный на 20 часов, предназначен для студентов 3 – 4 курса по специализации Дипломатия, Мировая политика. В расширенном варианте (до 32 часов) может читаться как курс специализации «Китай» для студентов, обучающихся по специальности «Регионоведение».
Введение
Некоторые исследователи полагают, что в XXI веке произойдет смена парадигм: вместо техноцентризма придет культуроцентризм, то есть новая система ценностей, другой акцент жизненных ориентаций человека. Место культа безмерного потребительства займет культ разумного самоограничения, скромность потребностей. Потребности души возобладают над потребностями тела. Таким образом, речь идет об альтернативном образе жизни. Такая альтернатива возникнет на путях корреляции «западной» (техногенной) и «восточной» (традиционной) мировоззренческих ориентаций. Человек поймет, что законы и логику Природы как «живого целого» нельзя далее агрессивно и безнаказанно нарушать.
Идеи коэволюции человека и природы, неразрывной связи науки с нравственностью, самоограничения и самосовершенствования – это идеи восточных культур. Этим объясняется неуклонно возрастающий интерес к ним.
Автор данной разработки не ставила своей задачей показать всесторонне развитие культурной традиции в Китае и Японии – это невозможно и не нужно, поскольку существует огромная литература, исследующая разные ее аспекты. Цель автора – снабдить читателя ключевыми терминами, понятиями, вооружить пониманием основ, фундамента, на котором держится культурная традиция Китая и Японии, т.е. дать первоначальное представление о многообразном феномене под названием «конфуцианская цивилизация».
Существуют сотни определений, что такое «культура», «цивилизация», «традиция». Важно иметь в виду, что изначальное значение термина «культура» - «возделывание». Человек окультуривает среду вокруг себя, одновременно создавая и совершенствуя свой ментальный мир. В центре нашего внимания будет духовная культура китайцев и японцев. Традиция, по исходному смыслу этого слова, есть то, что передается от человека к человеку, из поколения в поколение. Это отнюдь не застывшие нормы и идеи, это величина незаконченная, открытая будущему. Все миропонимание китайцев является, по сути, традиционным.
Впечатляющее воздействие китайской культуры на желающего к ней прикоснуться и познать хотя бы ее основы заключается, по мнению глубокого ее знатока В.В. Малявина, в том, что корень этой культуры – «в безупречном доверии к силе самой жизни, одновременно по детски наивном и бесконечно мудром. Инстинкт, просветленный сознанием, и сознание, примиренное с инстинктом, - вот альфа и омега китайской мудрости, секрет необычайной жизненности наследия Китая еще и в наши дни».
Китайская цивилизация, называемая часто конфуцианской, является автохтонной, т.е. возникла автономно и независимо от внешних заимствований, в пятом – втором тысячелетии до н.э. Сложившаяся традиция никогда не прерывалась, несмотря на многие столетия чужеземных владычеств, когда на троне сидели завоеватели. Китай как страна-доминант создал целый очаг культуры в регионе Дальнего Востока: в Японии, Корее, странах Южных морей (ЮВА). Здесь распространилась иероглифическая письменность, конфуцианство, даосизм. Из Китая вышел специфический буддизм чань. Имперский режим - как составляющая политической культуры Китая – был воспринят здесь и просуществовал в течение многих столетий. Китайская этика, эстетика, многие виды искусства стали предметом подражания и заимствования.
Японская культура развивалась в течение полутора тысячелетий под сильнейшим влиянием китайской культуры, но в процессе заимствования чужих учений и традиций японцы постепенно создавали свою, неповторимую и своеобразную культурную традицию, что дало основание некоторым исследователям говорить об отдельной «японской цивилизации». Своеобразие японской культуры и начало отчуждения от всего китайского стало заметно проявляться в период новой истории, к середине XVIII века.
Под термином «традиционное общество», «традиционный Китай» имеется в виду Китай с третьего века по 1912 г. (разгар Синьхайской революции, конец монархической системы правления и учреждение республики) когда все традиции в социально-экономической, политической, культурной областях четко обозначились и их преемственность приняла устойчивый характер. В Японии традиционное общество существовало до середины Х1Х века, до «открытия» Японии для западного мира американцами.
^ I. ТРАДИЦИОННАЯ КУЛЬТУРА КИТАЯ
^ Традиционная космологическая система китайцев
Традиционная космологическая теория позволяет составить представление о «китайской» картине Мира. Мы не можем судить о культуре, не имея представления о традиционной модели мира, которая лежит в ее основе и которая присутствует в любом виде человеческой деятельности. Космогенез, по китайским представлениям, прошел такие стадии: первоначальный хаос разделился на инь-ци и ян-ци. Инь – это сырое, темное, тяжелое, женское начало. Ян – твердое, светлое, легкое, мужское начало. Тяжелая и мутная пневма инь опустилась вниз и образовала Землю, а легкая и чистая пневма ян поднялась вверх и образовала Небо. Началось круговращение ян и инь, обмен пневмами, которые в разнообразных сочетаниях друг с другом образовали все сущее в мире – «десять тысяч вещей». Китайцы усматривали взаимодействие инь и ян во всех явлениях и событиях мира. Идеальное гармоничное состояние этих двух начал мироздания запечатлено на знаменитой эмблеме Великого Предела – главной схеме-формуле Вселенной. Инь и ян рассматривались как равно необходимые и взаимодополняющие начала: «То движение, то покой – они коренятся друг в друге», «Покой доходит до предела, и появляется движение, Движение доходит до предела, и появляется покой». Избытка ян и инь не может быть, поскольку Целое не разрушается, существует Великий Предел. «В крайнем Пределе холод замораживает, жар сжигает. Надо вовремя повернуть назад, чтобы действовать в унисон с Природой, не идти ей наперекор». Отсюда возник закон Середины, равновесия. Инь – ян не являются самостоятельными субстанциями, они – форма существования, или состояния, субстанции ци. Ци – это жизненная энергия, или жизненная сила, которая идет из космоса. Ею физически наполнен мир, и она энергетически заряжает все вещи и существа, даруя им тем самым факт бытия. Среди «существ и вещей» появляется человек. Небо и Земля считаются родителями Человека. Возникает триада: Небо (космос) – Земля – Человек.
Человек рассматривается как существо, вобравшее в себя чистейшую и совершеннейшую сущность инь и ян в их полной гармонии, он как бы объединяет в себе Небо и Землю. Каждый человек – это малый мир, микрокосм, поэтому он считается в китайской культурной традиции космическим началом, равномощным и равнозначным Небу и Земле. Человек в триаде занимает центральное место. Это духовный элемент космологической системы. Сюньцзы писал в третьем веке до н.э.: «Огню и воде присущи ци, но не присуща жизнь. Деревьям и травам присуща жизнь, но не присуще знание. Птицам и зверям присуще сознание, но не присущи Долг-Справедливость. Человеку же присущи ци, жизнь, сознание, и к тому же Долг-Справедливость, потому-то он – самое дорогое в Поднебесной». Человек, в соответствии с этой системой, осуществляет на Земле небесный замысел: через него происходит очищение ци, в нем пересекаются все связи мира. Небо и Земля интересовали китайцев не сами по себе, а только в их отношении к Человеку (здесь ключевое слово – отношение). Миссия Человека заключалась в том, чтобы оберегать Целостность Мира, беспредельную, бесконечную мозаику бытия, он должен предоставлять всем вещам быть тем, чем они есть, не нарушать ритм Вселенной, Целого, единого биосоциального организма. Человек должен относиться к Небу и Земле как к родителям – гармонизировать отношения с ними, забывая о своем «я».
Высшее начало мира – Дао (Путь) понималось как всепорождающее, бесконечное Превращение мира, без начала и конца, невидимая «пружина», дыхание, ритм Вселенной, неведомый соучастник диалога Человека и Космоса. Это начало всех начал, основа всего сущего. Все рождается из Дао и все уходит в Дао. Но это – не бог, не сверхъестественная сила, поскольку Дао естественно, хотя и непостижимо. «Человек следует Земле, Земля – Небу, Небо – Дао, а Дао – самому себе». Есть Небесное Дао, есть человеческое Дао. Дао-человек – это синоним мудреца, сумевшего встать на Путь, уловить ритм Вселенной и жить в соритмичности с космосом.
Человек получал из космоса благую, светлую энергию «дэ», которая интерпретировалась как животворящая сила. Было дэ правителя, дэ благородного мужа, дэ обыкновенного человека. Количество этой энергии разное у разных людей, оно может увеличиваться или уменьшаться, от этого зависит жизненная сила и стойкость человека: «и простолюдин может быть императором, если у него много дэ».
Особо следует сказать об отношениях Небо – человек. Китайцы формулировали их так: «Небо высоко, но слышит голос маленького человека». Человек может расположить к себе Небо соблюдением этических норм, добродетельным поведением, но может и разгневать Небо, которое способно наказать за неправедное поведение: «Туда, где соберется много праведных, счастье не может не придти, а там, где соберется масса нечестивых, беда не заставит себя ждать. И вот ветры и дожди начинаются не ко времени, сладостный дождь не орошает землю, иней и снег не по сезону. Холод и жар не когда следует, Инь и ян не по порядку, четыре времени года не в срок сменяют друг друга. Происходит упадок нравов. Сердца ожесточаются, как у зверей, жажда выгоды растет, а это вызывает еще большие знамения». Выход для человека в подобные времена один: «при дурных знамениях творить добрые дела – несчастья не будет».
Общество считалось частью природы, космоса, оно не рассматривалось как существующее само по себе. Единая система - Человек – Мир – Природа – подчиняется единым законам эволюции. Отдельный человек, а вместе с ним все общество в идеале должны были пытаться достичь полного единения с космическими началами, полной «единотелесности» с универсумом. «Есть я и мир. Что же должен делать я в этом мире и как относиться к нему» - вот главный вопрос, на который должен был ответить китаец.
^ Личность в китайской традиции
Отечественные китаеведы, исследуя роль, место, функции личности в обществе, опираются главным образом на важнейшие ранние тексты «Луньюй» («Беседы и суждения») – по преданию, запись высказываний Конфуция его учениками, а также даосского текста «Даодэцзин» («Книга о Дао и дэ»).
Конфуций говорил, что на великом Пути нет хоженых троп, идущий им одинок и в опасности. В то же время, утверждал он, «не путь может расширить человека, а человек может расширить путь». Он высоко ставил Человека и его потенциальные возможности к самосовершенствованию. Мало человеком уродиться, надо еще родить в себе человека. Конфуцианство – это учение, прежде всего, о науке управлять государством. Учение Конфуция во многом определило формирование мышления и национального характера китайцев. Китайская мысль никогда не задавалась вопросом: что есть человек? Ее интересовало лишь, каково отношение человека к миру и как можно использовать его таланты. Больше всего Конфуция волновал и занимал вопрос – кто, какие люди должны управлять государством. Личность правителя и человеческие качества окружавших его людей, с точки зрения конфуцианства, должны находиться в центре внимания. Остановимся на этом подробнее, поскольку здесь затрагивается проблема политической культуры традиционного Китая.
^ Личность правителя в китайской традиции
Правитель, согласно конфуцианской традиции, лично отвечал за сохранение и оптимальное функционирование всего общества. Его называли «сыном Неба», «отцом народа». Фигура монарха рассматривалась традиционной китайской культурой как весьма существенный элемент мироздания. Монарх был человеком-посредником между Небом и Землей. Дэ правителя могло накапливаться в династии, от поколения к поколению, т.к. весь клан «работал» на него. Дэ могло иссякать при нерадивом отношении к своим обязанностям, и это приводило к падению династии. Поэтому задачей правителя было неукоснительно копить и сохранять дэ. Для этого он должен был уметь «считывать письмена с небес», т.е. понимать волю Неба. Император получает мандат Неба на занятие престола, а в случае плохого управления народ имеет право низложить его. Моцзы, китайский философ, живший на рубеже V – IV вв., ярый противник конфуцианства, обрушивался на Конфуция за его стремление ограничить власть правителя. Идея Конфуция о праве народа на смещение правителя была развита его последователем Мэнцзы, который полагал, что закосневших в своих пороках правителей следует изгонять и можно даже убивать, а народ имеет право на восстание против недобродетельного правителя. На практике данный способ свержения правителя взяла на вооружение китайская бюрократия. Поскольку волю Неба, выражавшуюся через различные природные явления, могли постичь и объяснить народу лишь конфуциански образованные чиновники, их роль в политической жизни страны значительно возрастала. Фактически правитель подпадал под контроль своих сановников. При определении роли конфуцианства в становлении политической культуры Китая следует учитывать, что оно в своем развитии прошло через несколько этапов, впитывая в себя новые идеи, новую практику.
В IV – III вв.до н.э. на развитие китайской государственности и эволюцию конфуцианства оказывал сильное влияние легизм. Две различные модели управления государством - Конфуция и Шан Яна (основоположника легизма) – появились почти синхронно: управление посредством правил (ли) и управление посредством законов (фа), точнее – посредством права. Легисты абсолютизировали власть правителя и ратовали за создание мощного государства, главенствующего над своими соседями. Для них характерен приоритет прагматизма в политике и китайская бюрократия восприняла прагматизм, превратив его в одну из составных частей политической культуры. Шан Ян позаимствовал у Моцзы принцип равных возможностей, предложив допускать к административным должностям людей из любого сословия, независимо от знаний (сравните с принципом Конфуция – допускать к власти только образованных людей). Единственным критерием для чиновников была преданность правителю. В отличие от Конфуция и Мэнцзы, проповедовавших гуманные методы правления, основанные на моральном воздействии, легисты настаивали на применении насилия, метода наград и наказаний, на сосредоточении всех рычагов экономической власти в руках государства. Правителю надлежит стремиться к неограниченной власти. Политика, с точки зрения легистов, несовместима с моралью. В этой сфере деятельности вероломство, коварство и сила всегда ставились выше человеколюбия, милосердия и долга.
Легистские концепции оказали значительное влияние на формирование ортодоксального конфуцианства и бюрократической системы управления, которая функционировала в Китае без каких-либо существенных изменений с конца 1 тысячелетия до н.э. вплоть до начала ХХ века. Л.С. Переломов, глубокий знаток конфуцианства, отмечает: «Цитировали Мэнцзы и легистов, Моцзы, Лаоцзы, но в центре всей древности непременно оставался Конфуций, ибо его суждения всегда воспринимались как истина» (Л.С. Переломов. Конфуцианство и легизм в политической истории Китая. М., 1981. С. 218).
Главным принципом управления государством считался даосский принцип «недеяние» (увэй), смысл которого состоял в том, чтобы не мешать, не противодействовать законам Природы, уловить ритм дыхания Дао: «Небо и Земля бездействуют и все совершают». На практике это выглядело так: «Если я не действую, народ будет находиться в самоизменении. Если я спокоен, народ будет сам исправляться. Если я пребываю в недеянии, народ становится богатым». Лаоцзы говорил: «Лучший правитель тот, о котором народ знает лишь то, что он существует. Несколько хуже тот правитель, который требует от народа его любить и возвышать. Еще хуже правитель, которого народ боится и хуже всех те правители, которых народ презирает». Управление государством приравнивалось в китайской традиции к управлению водным потоком: не надо прилагать усилий для того, чтобы заставить воду течь туда, куда стремится сама река. Горе тому, кто вздумает преградить ей путь. Следовать Природе – не значит ущемлять свою свободу, а, напротив, означает сделаться свободным. Властвует тот, кто покоен и безмолвствует. Высшая мудрость состоит в том, чтобы следовать обстоятельствам, быть способным к недеянию, несвершению, что и означало правильную деятельность. Другими словами, все сделается само собой, в результате естественного хода закономерно обусловленных событий.
Этот принцип является не только даосским, им руководствовались и легисты, подразумевая под недеянием стремление к высокому качеству управления, в смысле облегчения управления. Принцип увэй в даосской трактовке не имел ничего общего с легистскими требованиями централизованного бюрократического правления, образцовой администрации. Он был отрицанием легистского культа администрации и закона, конфуцианской этики и политики. «И именно это отрицание администрации, отрицание власти, призыв к практическому уходу от ненавистных, сковывающих свободного человека социальных пут оказал впоследствии огромное влияние на идеологические принципы даосских сект, не раз на протяжении долгой китайской истории руководивших крестьянскими восстаниями» (Л.С. Васильев. Культы, религии, традиции в Китае. М., 2001. С. 230).
Правитель и его приближенные должны делить с народом и хорошее, и плохое: «Если народ в достатке, как может недоставать правителю? Если же людям не хватает, то как может хватать правителю?» Главными задачами правителя были: обеспечить народ пищей, содержать армию и – завоевать доверие людей. Можно поступиться, как говорил Конфуций, оружием, даже пищей, но без доверия нет основы для государства. Чтобы заполучить доверие народа, правителю следует самосовершенствоваться, исправлять свои недостатки. Если же он «не в состоянии усовершенствовать себя, то как он сможет выправить поведение других?».
В канонической книге «Даодэцзин» собрано множество рекомендаций правителю, приведем некоторые из них. «Наказаний и штрафов недостаточно, чтобы изменить нравы, казни и убийства не могут пресечь зло, Только там, где чтят преобразование духа, совершенные частицы цзин становятся духом. Ведь окрик не слышен далее 100 шагов, в то время как воля способна распространиться на 1000 ли». О том, как научиться искусству править: « Те, кто хотел передать светлое дэ древних Поднебесной, прежде учились управлять своей страной. Те, кто хотел управлять своей страной, прежде устанавливали порядок в своей семье. Те, кто хотел установить порядок в своей семье, прежде учился управлять самим собой. Те, кто хотел владеть самим собой, прежде исправлял свое сердце. Тот, кто исправлял свое сердце, прежде делал искренними свои мысли. Тот, кто хотел сделать искренними свои мысли, прежде развивал свой ум. Развитие же ума зависит от постижения вещей».
^ Цзюньцзы, сяожень, жень
В сознании китайцев сущность человека не могла быть отделена от его социальной природы. Личность в китайской культуре – это не индивид, она есть то, чем является для других, социальные связи и отношения – составная часть ее бытия.
Конфуцианская традиция делила людей на несколько категорий: цзюньцзы или благородных мужей, сяожень или низких людей, т.е. маленьких людей и жень (дословно человек). Жэнь – это масса людей, которая в нравственном и культурном отношении стоит между цзюньцзы и сяожэнь, т.е. это обычные, средние люди. Разделение между цзюньцзы и сяожэнь особо подчеркивалось, чтобы показать радикальность различий между этими категориями населения. Водораздел шел не столько по социальной, сколько по нравственной линии. «Цзюньцзы думает об истине, сяожень – о собственном благе. Цзюньцзы думает о том, как не нарушить путь, а сяожень – как извлечь выгоду. Цзюньцзы предъявляет требования к себе, низкий человек – к другим. Мелкие люди любят объединяться – ради собственной выгоды. Цзюньцзы ни с кем не объединяется, но служит всеобщему благу. Он не коллективен, но всеобщ. Мелкий - коллективен, но не всеобщ. Цзюньцзы держит себя строго, не вступает в споры, живет со всеми в согласии, но не идет на сговор, не следует за другими. Цзюньцзы следует Срединности, а сяожень ее нарушает».
Сяожень – это люди, не способные учиться, не желающие учиться. Они не блещут добродетелями, они вульгарны и эгоистичны. По своему невежеству они постоянно нарушают правильный ритм ян и инь, тем самым нарушая гармонию Мира. Из-за этого начинаются всякие невзгоды. Сяожень создают искусственный мир человеческого общества, который утрачивает естественный ритм, а это чревато большими неприятностями для человеческого рода. Но это – большинство населения, это – простолюдины, обычные люди, реальные люди, они – основная масса населения, которая все производит, трудится день и ночь. Уже поэтому о них должны заботиться верхи, а миссия цзюньцзы заключается в том, чтобы очищать благородными делами биосферу, обогащать человеческое общество энергетическими частицами ци, подвигать людей к самосовершенствованию. Маленький человек несдержан, заносчив, легко зазнается, не способен жить в согласии с другими людьми, он трусоват.
Истинный человек – это цзюньцзы и стать таковым может почти каждый: «Только самые умные и самые глупые не могут перемениться», остальные - «от Сына Неба до простолюдина» могли попытаться измениться и стать благородными людьми. Чтобы стать цзюньцзы, надо было посвятить свою жизнь тому, чтобы встать на Путь (Дао) и самосовершенствоваться в течение всей жизни. Постичь Дао – это значит вступить на Путь познания истины. Где-то в конце трудного путешествия по имени жизнь человеку может приоткрыться истина. «Учитель сказал: «Если на рассвете познаешь Дао, то на закате солнца можешь умирать».
По Конфуцию, правитель должен был собирать вокруг себя «благородных мужей». Цзюньцзы следовало предлагать свои услуги правителю. Он должен был являться посредником между правителем и народом, побуждая правителя как следует заботиться о благе государства и подданных. «Когда движение сил мироздания находится на стадии подъема, непременно появляются совершенномудрые и просвещенные государи. Когда они появляются, непременно появляются мудрые и верные сановники. Они сходятся, не ища друг друга. Они оказываются близкими, не зная друг друга».
Наказ Конфуция гласил: великий сановник тот, кто служит с помощью своего Дао-пути и прекращает служить, когда это становится невозможным. Уход со службы считался синонимом принципиальности и внутренней чистоты. Поэт Тао Юаньмин (4 – 5 вв.) писал:
«Эту шапку сорву
И в родные селенья вернусь
Вам меня не обвить,
Путы выгодных мест и чинов!
Правду в сердце взращу
Под соломенной крышей простой
И смогу я себя
Человеком достойным назвать»
Цзюньцзы не стремился и даже противился превращению в функционального бюрократа, он старался сохранять дистанцию между собой и государственной машиной, он хотел быть не только и не столько чиновником, сколько философом и литератором, свободным художником, носителем конфуцианской этики. На первом плане для него была задача оставаться морально совершенной личностью. Он не хотел и не мог превратиться в бездуховного бюрократа, пытался сохранить свой духовный мир. Этическая и политическая функции совмещались с трудом, очень редко мудрец и политический деятель сливались воедино. Дилемма «войти во власть» или «выйти из власти» по своей драматичности может быть приравнена к гамлетовскому вопросу «быть или не быть».
Любопытен наказ Конфуция благородным мужам: «Не ходите туда, где беспорядки. Не живите там, где смута. Если Поднебесная следует Дао, будьте на виду, если нет – скройтесь. Если страна следует Дао, стыдно быть бедным и не в чести. Если страна не следует Дао, стыдно быть богатым и в чести». Цзюньцзы, по Конфуцию, не стоит огорчаться, что его не используют на службе в смутные времена, ему лучше уйти в отставку, чтобы выполнять свою главную функцию – «упорядочивать Поднебесную», творить добрые дела. Уход со службы был для цзюньцзы возвращением к себе, к природе, к космосу, к идеалу, к занятиям любимым делом.
Идеалом цзюньцзы было отшельничество и занятия любимым видом искусства. Он всю жизнь проживал в поиске путей самореализации. Человек в китайской традиции, по высказыванию В.В. Малявина, извечно текущий, находящийся в постоянном поиске.
Цзюньцзы как идеальная и реальная личность одновременно, отличался от остальной массы целым рядом свойств. Присмотримся к нему поближе.
^ Цзюньцзы – человек знающий
Конфуций полагал, что благородный муж, лишенный жэнь и вэнь, уже не цзюньцзы. Жэнь и вэнь, по мнению глубокого знатока конфуцианства профессора Л.С. Переломова, это два важнейших понятия учения Конфуция. Термин жэнь переводят по-разному: благорасположенность, добродетель, человеколюбие, человеческое начало в человеке, гуманность. Цзюньцзы должен был отвечать всем требованиям носителя жэнь. Он должен был быть человеколюбивым, искренним, честным, преданным государственным делам, т.е. правителю. И он должен был обязательно обладать вэнь. Термин вэнь означал духовную культуру. В «Луньюйе» вэнь – это то, что человек приобретает в процессе обучения, и каждый человек должен стремиться овладеть духовной культурой предков. Конфуций в то же время предупреждал об опасности излишнего увлечения вэнь: «Когда в человеке одерживает верх чжи (свойства самой натуры, естественные инстинкты), получается дикарство, когда же одерживает верх вэнь (образованность), получается одна ученость», т.е. человек становится книжником. Человек, таким образом, должен уметь сочетать в себе природные свойства и приобретенные знания: «Вот когда и естественные свойства человеческой натуры, и приобретенная культурность в человеке сочетаются, получается цзюньцзы».
Благородный муж должен был быть прежде всего человеком образованным. Образование в традиционном китайском обществе было только гуманитарным и зиждилось на изучении и запоминании классических текстов канонических книг: Шицзин (Книга песен), Ицзин (Книга перемен), Луньюй, Даодэцзин и других. Специальных знаний китайцы не получали. Главной наукой считалось превращение обычного человека в совершенного мужа, а главным процессом познания считалось самопознание: «Совершенный муж, не выходя за порог, может вместить в свое сознание все «10 000 вещей» и, познавая себя, познать Небо». К необходимости познать Дао люди могут относиться по-разному: «Человек высшей учености, узнав о Дао, стремится к его осуществлению. Человек средней учености, узнав о Дао, то соблюдает его, то его нарушает. Человек низшей учености подвергает его насмешке. Поэтому существует поговорка…кто на высоте Дао, похож на заблуждающегося, человек высшей добродетели похож на простого, великий просвещенный похож на презираемого, безграничная добродетель похожа на ее недостаток, распространение добродетели похоже на ее расхищение, истинная правда похожа на ее отсутствие.»
Конфуций говорил: «Знать – хорошо. Лучше – любить знание. Самое лучшее – получать радость от узнавания». Цзюньцзы должен «безмолвно поглощать и накапливать знания, без устали учиться и неустанно учить других, передавая им накопленное». Заставляли задуматься и такие высказывания Конфуция: «Учение без размышлений напрасно, но и размышления без учения опасны», «Увлекаться крайностями вредно». Только сам человек может изменить себя, подвигаясь к совершенству и гармонии Мира. Благо человека – величайшая ценность и цель обучения.
Человек должен самосовершенствоваться, чтобы избегать крайностей в поведении: «Кто поднялся на цыпочки – не устоит. Кто широко расставил ноги – не может идти. Кто сам себя превозносит, не внушает доверия. Кто сам себя выставляет на свет, не светится. Кто кичится умением, не достигает успеха. Того, кто сам себя возвышает, не признают. Для пребывающего в Дао – все это пустые хлопоты. Такие у всех вызывают неприязнь. Поэтому вставший на Путь не делает этого».
Наука самосовершенствования передавалась от учителя к ученику, при этом соблюдалось правило: «Совершенномудрый придерживается недеяния и обучает без слов». В процессе обучения нельзя было подталкивать, принуждать ученика, мешать ему самому все понять и правильно встать на Путь. Каждый следует своему Дао, живет своей жизнью и должен естественно, самостоятельно придти к верному пониманию своего пути самосовершенствования, безо всякого насилия.
^ Цзюньцзы – человек морали
В китайском традиционном обществе господствовал панморализм, т.е. моральные нормы подменяли собой нормы права. Соблюдать ЛИ означало соблюдать три тысячи правил поведения и триста видов церемоний. Ритуал соблюдали все подданные, независимо от своей сословной принадлежности.
Цзюньцзы призваны были не только быть образцовыми носителями морали, но соблюдали особые нормы в качестве элиты общества. Они должны были ставить общественные интересы выше личных: «Благородный муж сначала болеет бедами Поднебесной, а потом уже радуется ее радостям». Он должен был позаботиться том, чтобы «не потерять лицо». Для этого надо было соблюдать два правила: не говорить плохо о других и все дурное принимать на свой счет. Лаоцзы говаривал: «Кто знает меру, не знает позора. Кто умеет вовремя остановиться, не подвергнется опасности». Лицо – выражение социального статуса, и его можно было потерять помимо своей воли. Именно страх потери лица порождал в китайцах ту мелочную щепетильность в вопросах этикета, которой всегда удивлялись европейцы. Нельзя было допустить насмешек над собой, особенно в присутствии свидетелей. Поэтому цзюньцзы никогда не вступал в конфликты, уходил от споров и выяснения отношений, держался на дистанции. Благородные мужи помогали друг другу «блюсти лицо» и не попадать в сомнительные ситуации. Если же кто-то все же «терял лицо», он имел право через какое-то время отомстить обидчику, убив его ребенка или жену – и наказания за это не следовало.
^ Цзюньцзы – человек Долга
Без воспитания в себе чувства Долга благородный муж мог стать опасным для общества. «Цзюньцзы, обладающий отвагой, но лишенный чувства долга, становится бунтарем. Низкий человек, обладающий отвагой, но лишенный чувства долга, становится разбойником». Таким образом, от воспитания чувства долга зависела стабильность общества, его более или менее гармоничное состояние. Любой человек в традиционном Китае отдавал свои долги по отношению к родителям, семье, государству всю свою жизнь. У цзюньцзы как эталона для остальных это чувство должно было выражаться особо подчеркнуто.
^ Отношение цзюньцзы к богатству
«Богатство и знатность – это то, что любят все люди. Если они получены неправильным путем, то цзюньцзы не принимает их. Бедность и незнатность – это то, что все люди ненавидят. Если нельзя освободиться от них правильным путем, то цзюньцзы не освобождаются от них».
«Правильным» было богатство, перешедшее по наследству от родителей, или пришедшее к человеку без обмана и мошенничества (вспомним, что сословие торговцев занимало последнюю, четвертую ступеньку социальной иерархии и от души презиралось большинством населения). В китайской традиции, как пишет Л.С. Васильев, время от времени случались преследования излишне разбогатевших, а в официальных текстах встречаются непрестанные жалобы по поводу того, что богатых расплодилось слишком много, а у бедных нет земли, чтобы воткнуть шило.
Цзюньцзы должен был отрешиться от низких материальных интересов: «Цзюньцзы ест не для насыщения и живет не для покоя». Цзюньцзы должен был быть бессеребренником. Преодоление корысти при помощи воли придавало благородным мужам несокрушимую стойкость: «Великим мужем называется тот, кто не предается излишествам в богатстве и знатности, кто не изменяет своим принципам в бедности и незнатности и его не согнуть угрозами и военной силой». Характерно отношение цзюньцзы к сяожень, для которых богатство и знатность были формулой счастья: они называли их «мелкотой смердящих крыс».
Классическим эталоном для Конфуция был его любимый ученик Янь Хуэй – мало имевший, мало про
Реферат по истории Китая
Социально-политическая структура Китая в VII-VI вв. до н.э.
План
1. Феодальный характер китайского общества
2. Особенности социальной структуры
3. Войны как элемент государственной жизни
4. Социальная лестница китайского общества
5. Философия власти, общества и взаимозависимости «верхов» и «низов»
Литература
1. Феодальный характер китайского общества
Социально-политическая реальность раздробленного и поглощенного междоусобной борьбой Китая в период Чуньцю может быть истолкована в понятиях феодального общества и феодальной государственности. Речь не идет о феодализме как формации в рамках известной схемы, которая длительное время господствовала в отечественном обществоведении и все еще находится на вооружении в исторической науке КНР. Феодализм, в полном соответствии с принятым мировой историографией толкованием этого феномена, есть общественно-политическая система, характерная для децентрализованных государственных образований и отличающаяся определенным комплексом взаимосвязанных и взаимообусловленных институтов и идей, принципов и норм поведения, преобладающих типов социальных связей и ценностных ориентаций. В частности, имеются в виду существование аристократического родства и могущественных всесильных знатных кланов (феодальные дома или роды), опирающихся на наследственные крупные земельные владения (уделы, феоды, вотчины), а также связанные с этим междоусобная борьба и местничество титулованной знати. Для структуры, о которой идет речь, характерно наличие таких институтов, как иерархия к вассалитет со строгим соблюдением кодекса чести и принципов аристократической этики, нормы рыцарской доблести, включая культ преданности господину, сюзерену, а также культ аристократизма.
Все эти важнейшие черты и признаки феодализма были характерны для чжоуского Китая периода Чуньцю, особенно в VII-VI вв. до н.э. Ван не имел реальной власти за пределами своего домена, но сохранял сакрализованную харизму, считался сыном Неба и имел право на ряд важных привилегий, преимущественно ритуально-церемониального характера. Только он имел безусловное право на титул «ван» и был безусловным господином, сюзереном для всех своих вассалов, включая и могущественных гегемонов-ба : И если некоторые из потенциальных вассалов, как, например, правители Чу, самовольно начинали именовать себя ванами, это не признавалось в центре, в Чжунго, где самозванца по-прежнему именовали его старым титулом.
Как верховный сюзерен ван имел исключительное право инвеституры, и хотя это право во многом превратилось в формальность, оно тщательно сохранялось: специальные посланцы вана ездили в царства и княжества, дабы в, торжественной обстановке в храме предков правящего рода вручить новому правителю жезл и другие аксессуары его власти. Сохранилось, хотя и в сильно урезанном виде, и право вана в некоторых случаях вмешиваться в дела царств, в частности назначать (или утверждать) крупнейших сановников в них.
Таким образом, связующим единством чжоуского Китая продолжал быть ван, сын Неба. Но подлинным властителем и в силу этого безусловным сюзереном для вассалов вана был ба, всевластный, но нелегитимный хозяин Чжунго. Эта малохарактерная для любой другой страны ситуация была привычной для Китая именно потому, что Китай со времен Чжоу-гуна был ориентирован на примат этического детерминанта и что поэтому в нем формально царил культ высшей этики, рядом с которой грубая сила занимала скромное второе место. Правда, здесь нужны некоторые оговорки. Данные источников свидетельствуют о том, сколь мало считались чжоуские аристократы с этическими принципами как таковыми: в жесткой борьбе за власть, ради желанного трона они обычно шли на любые интриги и поступки, вплоть до коварных убийств правителей, истребления целых кланов, в том числе родственных. Таким образом, в этом плане Китай ничем не отличался от других стран с их жестокими междоусобицами и взаимным истреблением знатных родов.
Можно добавить к сказанному, что не только высшие этические соображения и боязнь нарушить легитимность власти сдерживали гегемонов-ба от того, чтобы заменить собой фигуры чжоуских ванов, - этому мешало явственное нежелание князей-чжу-хоу менять слабого, но легитимного правителя вана на сильного и всевластного, зато пока что нелегитимного гегемона-ба . Нежелание подобного рода легко понять: давление нового сына Неба в таких обстоятельствах сказалось бы на каждом из них много ощутимее, чем то, которое было при безвластном чжоуском ване. Однако, принимая все эти вполне практические соображения во внимание, нельзя не коснуться и этической, точнее, ритуально-этической стороны проблемы.
Конечно, высшая чжоуская владетельная знать пренебрегала элементарными этическими нормами в борьбе за власть, а князья не хотели давать слишком большую волю гегемону-ба , предпочитая иметь в качестве сына Неба слабого вана. Но весь этот очевидный эгоистический расчет как бы останавливался при выходе событий на высший уровень ритуала, нормы которого были продиктованы незыблемой этикой Великого Мандата Неба. Эти нормы были не только нерушимы - они были священны. Это была высшая сакральная ценность чжоуского Китая. И потому вполне естественно, что все эгоистические расчеты отходили на задний план, а на передний выступало самое главное: на чьей же стороне сегодня Небо? И видны ли какие-либо признаки изменения его воли?
Видимых признаков не было. А чжоуские ваны и их умные советники делали все, что было в их силах, дабы убедить всех, что Небо еще на их стороне, причем именно потому, что они хорошо знают высший этический стандарт, старательно его соблюдают, да еще и, кроме того, пользуясь признанным своим старшинством, назидательно поучают всех тех, кто вольно или невольно от него отступал. В итоге в чжоуском Китае периода Чуньцю создавалась ситуация сосуществования двух высших сюзеренов: один царствовал и пользовался покровительством Неба, а другой реально управлял Поднебесной, но Небом как бы не был замечен. И все преимущества такого положения оказались. На стороне того, за кем стояло Небо. В этом - в отличие от других аналогичных структур, например Японии времен сёгуната (XII-XVI вв.), - была специфика чжоуского Китая, определившая многие важные параметры развития китайской цивилизации и всего китайского общества в последующие века.
Все чжухоу считались наследственными властителями своих Царств и княжеств, причем принцип наследования был аналогичен тому, который существовал в доме Чжоу, откуда он, видимо, и был заимствован: правитель мог назначить своим наследником любого из сыновей. Правда, после смерти правителя престол наследовал не обязательно тот из сыновей, кому хотел Передать трон отец, а чаще тот, кто сумел преуспеть в борьбе за Наследование и кому больше везло. Ван вручал победителю инвеституру. Такой порядок, естественно, многим не нравился, ибо способствовал нестабильности. Но, хотя на совещаниях князья подчас пытались изменить столь способствующую смуте ситуацию и сделать нормой наследование старшими сыновьями законных жен, этот принцип примогенитуры, характерный для европейских феодальных монархий, в Китае так и не прижился. Зато укрепилась другая очень важная для чжухоу норма. Самой большой привилегией, делавшей их действительно хозяевами в собственном доме и превращавшей в суверенов в рамках своего царства или княжества, стало безусловное право создавать новые уделы, которым до 745 г. до н.э. пользовался один лишь чжо-уский ван. Впрочем, нельзя сказать, чтобы князья этим правом злоупотребляли.
2. Особенности социальной структуры
Дело в том, что создание удела, которым нередко становилось аннексированное соседнее княжество, влекло за собой рождение влиятельного клана цзун-цзу, глава которого становился наследственным владельцем удела-клана. Чаще всего, хотя и не обязательно, владельцы таких уделов (в крупном царстве за редким исключением их насчитывалось не больше шести, в средних и мелких - обычно не более трех-пяти) были цинами. Это и явилось причиной устойчивого представления, что цины - следующая после чжухоу ступень иерархической лестницы. На деле это не совсем так. Специальный анализ заставляет предположить, что должность цина (шан-цин, просто цин, ся-цин) предоставлялась либо высшим государственным деятелям в царстве, вроде Го и Гао в Ци, статус которых в свое время подтверждался волей самого вана, либо руководителям армий, а иногда, как в Цэинь, и их заместителям. Однако это не значит, что каждый из цинов имел свой удел. В том же Цзинь одно время цинами были сразу трое из клана Ци, занимавшие высшие воинские позиции в шести цзиньских армиях. Но, тем не менее, можно считать нормой, что наследственной знатью, владевшей уделами-вотчинами и возглавлявшей правящие кланы в этих уделах, были прежде всего те из восточночжоуских аристократов, кто имел должность цина.
Должность цина была очень влиятельной, что хорошо почувствовали правители Лу, когда в VI в. до н.э. они практически вовсе лишились власти, которая была поделена между тремя цина-ми, их отдаленными родственниками. Словом, чжухоу достаточно быстро поняли, насколько невыгодно для них создание новых уделов, ведущее к ослаблению их власти. Таким образом, ццн - это министерского или генеральского ранга должность, связанная с высоким статусом и наследственным владением уделом, с ролью главы клана или ближайших (как в цзиньском клане Ци) его родственников. Но при этом каждый цин оставался просто аристократом, т.е. личностью, имевшей право на звание дафу (большой человек).
Термином «дафу» в текстах именовали тех же цинов, равно как и аристократов более низкого ранга, владевших служебными кормлениями или получавших содержание (лу) из казны. Другими словами, понятие дафу перекрывало собой узкоспециальную и много реже встречавшуюся должность цин. Нередко в текстах, когда речь идет об" аристократии высшего ранга, употребляется бином цин-дафу. Но при всем сходстве и порой взаимозаменяемости терминов «цин» и «дафу» между ними существовала и разница: цин обязательно был главой удела-клана, наследственным аристократом или его ближайшим влиятельным родственником, имевшим важную должность и владевшим частью этого удела-клана как наследственным и передаваемым по наследству имением, своего рода вотчиной.
Дафу мог занимать такое же положение, но редко, лишь в виде исключения. Как правило, дафу отличался от цина именно тем, что не имел вотчины, не был наследственным аристократом, а лишь пользовался, владел определенной частью территории удела-клана, часто городом с прилегающей округой, доходами с которой кормился. Иными словами, аристократы-дафу любого происхождения, включая и сыновей вана и чжухоу, были лишь должностными лицами, служившими своему сюзерену и получавшими от него содержание (кормление). Как правило, служили дафу прежде всего и главным образом в качестве воинов на боевых колесницах. Они либо имели свою колесницу, либо были помощниками сюзерена на его колеснице, что считалось очень почетным назначением. Впрочем, дафу, как и цины, в свободное от военных забот время имели и иные функции, занимая различные должности или выполняя отдельные поручения административного, дипломатического, ритуально-церемониального и иного характера.
Цины и дафу в период Чуньцю, прежде всего в VII-VI вв. до н.э., представляли собой если и не самый высший, то в любом случае очень высокий и весомый слой, элитную часть аристократии. Феодальная структура немыслима без оформления социального слоя аристократии, причем феномен аристократии имеет свои очевидные признаки, среди которых важную роль обычно играли элементы аристократической этики, благородства и куртуазности, которые в восточночжоуском Китае наиболее полно отражал термин «ли» (этика и ритуальный церемониал).
Цины и дафу были элитной частью чжоуской знати. Однако существовал и гораздо более многочисленный слой низшей аристократии. В источниках встречаются упоминания о том, как того или иного из этого слоя сделали дафу. Отсюда следует вывод, что помимо дафу (включая и цинов) были и, так сказать, нетитулованные
аристократы. По рождению они обычно принадлежали к тем же влиятельным и богатым удельным клановым группам и, получая соответствующее образование, воспитание и право принадлежать к знатным верхам, находились в числе нетитулованных вассалов и вначале не имели сводного обозначения. Лишь позже, в основном с VI в. до н.э., низшую часть чжоуской знати стали именовать емким термином «ши» (чиновник, воин, мужчина) и воспринимать как тот естественный фундамент титулованных правящих верхов, из которого чжоуская знать черпала своих верных помощников, ревностных исполнителей, преданных чиновников и слуг (слуг типа оруженосцев, но не прислуги!).
3. Войны как элемент государственной жизни
Стоит особо заметить, что восточночжоуская знать в отличие от средневековой европейской с ее строгой сословной замкнутостью не была закрытым сословием. Напротив, в ее число сравнительно легко попадали смелые воины, хорошо проявившие себя безродные приближенные того или иного правителя, порой даже из числа пленных инородцев. Правда, это не представляло собой массового явления, но и не имело характера исключения. Напротив, это было нечто вроде нормы: умные и способные должны всегда выдвигаться - таков закон китайского государства, китайской администрации. Впрочем, выходцы из иных слоев вслед за выдвижением обычно обретали уделы или кормления (города), формировали собственные кланы и быстро становились неотличимыми от остальных аристократов, ибо воспитывались в единых стандартах.
Междоусобные войны вели, как правило, к усилению крупных царств и аннексии малых и слабых. За годы Чуньцю, согласно подсчетам американского синолога Суй Чжоюня, можно насчитать многие сотни войн. Из 259 лет этого периода лишь 38 обошлись без них. Войны шли то в одном месте, то в другом, а порой и в нескольких сразу. Количество вовлеченных в них владений, если взять сводный индекс, равняется 1200, уничтожено и аннексировано - ПО владений (включая и мелкие варварские), так что к концу Чуньцю их осталось весьма немного. В следующий за ним период Чжаньго было всего семь крупных владений и еще очень незначительное количество небольших, включая такие, как домен вана или Лу.
Воевали главным образом аристократы, ибо основной силой в бою была колесница с тремя воинами - колесничим в центре (в момент сражения он мог остановить лошадь, закрепить удила и стрелять), копьеносцем справа (широкий простор для правой руки) и хозяином колесницы слева, имевшим достаточный маневр для использования различного оружия, прежде всего лука. За колесницей следовала вспомогательная группа, состоявшая обычно из 10 воинов пехоты. Основной бой шел между колесницей. Пехота самостоятельных функций не имела и лишь подгаживала знатных воинов, бравших на себя всю тяжесть сражения - ситуация, весьма характерная и для рыцарских сражений в феодальной Европе. Интересно заметить, что в источниках нередко описываются казусы, свидетельствующие о том, что даже в бою не исчезала присущая знати рыцарская куртуазность. Так, порой аристократ приветствовал своего противника, особенно если это был высокопоставленный военачальник или сам правитель, со знатными пленными также обращались по-рыцарски и т.п.
Политика ведения войн была очень непоследовательной: сегодня войны велись с одним царством, завтра - с другим, иногда даже в коалиции со вчерашним противником. Пленников возвращали или меняли. Частые внутренние усобицы, заговоры и перевороты вели к тому, что обычным делом стало бегство аристократа из своего государства в чужое, а то и скитания по чужим странам. Не всегда скитальца встречали тепло, но всегда принимали, снабжали необходимым, иногда давали богатое кормление, порой и должность. Известен, по крайней мере, один случай, когда беглый аристократ из Чэнь получил в Ци заметную должность, а спустя несколько веков именно его потомки оказались правителями этого царства. Если прибавить к сказанному, что аристократов различных царств и княжеств порой связывали родственные и семейные узы (правда, это было более характерным для князей-чжухоу, нежели для цинов-дафу и тем более тех, кто стоял ниже их), что в промежутках между войнами велась активная дипломатическая деятельность и знатные представители царств и княжеств часто посещали друг друга, а также если принять во внимание, что все аристократы духовно, по статусу и воспитанию, стереотипам поведения и речи, традициям и культуре, ритуалам и церемониалу были весьма близки друг другу, то рыцарские формы общения с противником в бою не покажутся чем-то странным.
4. Социальная лестница китайского общества
Аристократы были в центре внимания тех, кто писал летописи, а затем сводные исторические сочинения. Это и понятно: знать была властью, представители власти - основа любой государственности, летописи же и сводные труды посвящались в чжоуском Китае прежде всего описанию политических событий. Потому столь ярко обрисованы в них те, кто действовал на политической арене и находился в составе правящей элиты - ваны и чжухоу и цины-дафу. О тех, кто был ниже дафу, применительно к VII-VI вв. в текстах говорится очень немного, хотя именно из них, среднего и низшего слоя знати, постепенно складывался мощный и со временем ставший фундаментом империи
социальный слой ши. Спецификой этого слоя было то, что он пополнялся не только за счет представителей боковых линий знати, которые в четвертом-пятом поколениях постепенно утрачивали свои генеалогические права на родство с высшими представителями аристократии, но и за счет честолюбивых и энергичных выходцев снизу - одно из важных значений термина ши - мужчина-воин - подтверждает именно это (вспомним о вспомогательных отрядах пехоты при колесницах в бою).
В распоряжении специалистов есть несколько типов социальных лестниц. Их схемы представлены в текстах, имеющих отношение к Чуньцю. Если свести их воедино, то складывается достаточно интересная и динамическая картина. Верхи, т.е. знать, правящий аппарат государств, - это тянь-цзы (сын Неба), чжухоу, цины и дафу. Ба как специально вычлененная категория в схемах отсутствует - это те же чжухоу. В схемах, относящихся к концу периода, все чаще дафу делятся на шан-дафу и ся-дафу - старших и младших. И отдельно упоминаются ши как самый низший слой управленческой аристократии. Далее в схемах отведено место простому народу - это крестьяне (шужэнь), ремесленники и торговцы (гун-шан). И наконец - слуги и рабы. Если сопоставить данные схемы с иными текстами, в частности с изложением проектов реформ Гуань Чжуна в Ци, то можно заметить, что слово ши вначале использовалось для обозначения воинов, позже стало употребляться также и для обозначения знати вообще (это хорошо видно, например, из текста трактата Или) и лишь в конце периода Чуньцю - для обозначения сформировавшегося слоя чиновничества, превратившегося в фундамент всей системы управления. Важно заметить, что в структуре Чуньцю торговцы и ремесленники, как и в предшествующие века, тоже были преимущественно, если не исключительно, на положении мелких служащих, живших в городах, работавших на заказ и получавших обеспечение в основном за счет казны. Если верить Сыма Цяню, и сам Гуань Чжун в молодости был такого рода торговцем, близким к своему господину и выполнявшим его поручения.
Таким образом, все варианты социальных лестниц в Чуньцю сводятся к тому, что существовали две основные социальные группы: с одной стороны, это были правящие феодальные верхи с обслуживавшими их воинами, торговцами и ремесленниками (т.е. специалистами по снабжению знати и воинов всем необходимым), а также слугами и рабами различных категорий, удовлетворявшими весьма многочисленные и все возраставшие потребности как аристократии, так и аппарата управления в государствах (все они были горожанами); с другой - крестьяне-шужэнь , жители деревень-общин. Обращает на себя внимание, что во всех перечислениях - это сохранялось и впоследствии - слой земледельцев занимал место сразу же после правящих верхов и считался социально более высоким, чем все остальные (т.е. обслуживающий персонал, начиная с ремесленников и торговцев). Собственно, это и был народ, тот самый простой, производящий и обеспечивающий основные жизненные потребности государства народ, во имя которого и для блага которого - как это начало утверждаться еще до времен Конфуция и превратилось в нормативную формулу после оформления его доктрины и превращения конфуцианства в официальную государственную идеологию - только и существуют государства и аппараты управления ими во главе с правителями.
5. Философия власти, общества и взаимозависимости «верхов» и «низов»
Здесь очень важно обратить внимание на то, насколько гармонично феодальная структура децентрализованного военно-политического образования вписывается в привычные для всего Востока принципы охарактеризованного некогда К. Марксом «азиатского» (государственного) способа производства. Если использовать этот марксистский аналитический термин для обозначения тех явлений, которые реально имели место в древнем мире, и, в частности, на традиционном Востоке, то становится очевидным, что до эпохи приватизации (т.е. в обществах, не знакомых с античного типа рыночно-частнособственнической системой отношений и обслуживающими эту систему институтами - развитым правом, охраняющим статус свободного гражданина и собственника; аппаратом власти, поставленным на службу общества и строго контролируемым правовыми нормами и соответствующими им процедурами; выборностью администрации и полной "подотчетностью ее электорату, т.е. гражданам, имеющим избирательные права, и т.п.) господство «азиатских» (государственных) форм власти было абсолютным. Чаще всего это господство выражалось в виде существования централизованных государств и больших империй, созданием которой завершилась и эволюция древнекитайского общества. Но даже в тех не слишком частых и длительных случаях, когда на передний план выходила явственно выраженная политическая децентрализация (независимо от той конкретной формы, которую она принимала, включая и феодализм), ситуация в целом не изменялась: «азиатская» форма власти-собственности оставалась «азиатской» (государственной). Отсутствие частной собственности оставалось «ключом к восточному Небу», а феодализм - никакой не формацией в привычном восприятии, но только и именно структурой, свойственной децентрализованному обществу (правда, не всякому децентрализованному обществу и не обязательно - но это уже совсем другой вопрос).
В текстах, касающихся политической истории Чуньцю, в том числе в летописях и комментариях к ним, о простом народе говорится мало и, как правило, вскользь. Это и понятно: крестьяне практически никакой роли в политической жизни той эпохи не играли, а основными действующими лицами выступали те, кто был связан со слоем управителей, будь то представители знати, воины, профессионалы-ремесленники, слуги или даже рабы, евнухи и т.п. Но в распоряжении синологов есть памятник народной литературы - сборник стихов, песен и официальных гимнов «Шицзин», где собрано немало данных о жизни простых людей, об их стремлениях и страданиях. Считается, что «Шицзин» был в свое время отредактирован Конфуцием, который из первоначальных примерно трех тысяч известных ему фольклорных и ритуальных произведений отобрал лишь 305, вошедших в сборник, позже канонизированный конфуцианцами и тщательно изучавшийся, как и остальные конфуцианские каноны, каждым новым поколением и особенно той его частью, которая стремилась сделать карьеру.
Деление восточночжоуского общества на два основных вида социальных групп (земледельцы и все остальные) не следует воспринимать буквально, оно весьма условное. Тексты позволяют заключить, что четкой грани между земледельцами и городским населением, включая знать, не было. Анализ многих случаев использования в текстах термина «гожэнь» показывает, что заключенное в нем понятие охватывало представителей разных категории горожан, включая и тех, кто имел поля неподалеку от столицы, где подчас апелляцией к гожэнь решались весьма серьезные проблемы. Что касается этих апелляций, то они отнюдь не были игрой в демократию. Гожэнь представляли собой реальную силу со своими интересами. Все они так или иначе служили правящим верхам и зависели от них, ибо все городские жители - ремесленники, торговцы, слуги - напрямую были связаны с обслуживанием знати, работали по ее законам и кормились за счет осуществлявшейся ею как аппаратом власти редистрибуции избыточного продукта общества. В обстановке постоянных междоусобиц, войн и заговоров, переворотов, интриг и вообще политической нестабильности от этой массы гожэнь, от ее поддержки или несогласия многое могло зависеть.
Все это говорит о том, что постулат, согласно которому народ - основа, а правители обязаны заботиться о нем и считаться с ним, не был выдуман Конфуцием и его последователями. Напротив, принципы именно такого типа взаимоотношений между правящими верхами и производящими либо обслуживающими их низами складывались давно и утверждались на практике веками, вполне оправдывая себя как с точки зрения верхов, так и с позиции низов. И хотя по социальной позиции, образу жизни, характеру воспитания и поведения, да и по многим иным параметрам между аристократией и народом (особенно земледельцами) была едва ли не пропасть, на деле эта пропасть не была непреодолимой, ибо не зиждилась на сословной спеси верхов и сословной приниженности низов, что было столь характерным для феодальных структур средневековой Европы. И даже если политическая структура в Чуньцю не отличалась устойчивостью и стабильностью, положение дел в целом от этого не менялось. Низам в конечном счете было не очень важно, кто именно сядет на трон и кого из аристократов выгонят из родного царства. Зато верхам было важно заручиться поддержкой низов в случае угрозы со стороны врага или внутреннего заговора.
Вот эта-то зависимость, во всяком случае в большей степени верхов от низов, нежели наоборот, была, пожалуй, доминантой во взаимоотношениях между правящей знатью и управляемым ею народом. Нередко она камуфлировалась клановыми связями, весьма разветвленными и искусственно сохранявшимися в рамках цзун-цзу, в аристократических уделах-кланах, едва ли не во всех царствах. Однако закамуфлированность такого рода ничуть не противоречила реальной готовности всех членов клана, низы которого состояли из простых земледельцев, слуг, торговцев или ремесленников, даже рабов (живя в том или ином уделе-клане, и они считались как бы его членами, пусть самыми низшими), выступать вместе с господином за его интересы, отождествлявшиеся с интересами клана в целом. В текстах и в реальной жизни, которую эти тексты достаточно полно и адекватно отражали, абсолютно господствовала впоследствии очень четко сформулированная Конфуцием идея о том, что государство - это большая семья. Имелось в виду то немаловажное и для всех вполне очевидное обстоятельство, что в рамках любого социально-политического образования верхи брали на себя функцию отца в масштабе не только своего клана (где иначе никто и не мыслил), но и государства в целом. Низы же выполняли функцию многочисленных домочадцев большой семьи, в которой у каждого свое дело и свои обязанности, но где вместе с тем все осознают себя членами большого, спаянного общими интересами коллектива, возглавляемого всеми признанным главой, отцом-патриархом.
Разумеется, представление о том, что государство и даже большой клан типа цзун-цзу - это просто большая семья, аллегорично не в меньшей мере, нежели представление о том, что правящий Поднебесной по Великому Мандату Неба правитель - сын Неба. И хотя эту аллегорию все вполне осознавали, она не мешала, а, напротив, помогала, в частности предотвращала превращение частей общества в замкнутые сословия и предоставляла шанс умным и способным, энергичным и амбициозным. А это с точки зрения стабильности и процветания любой структуры немалого стоит. И зафиксированная в канонах конфуцианства идея о том, что Поднебесная - для всех (тянься вэй гун), и идеи второго великого конфуцианства древности Мэн-цзы о том, что народ - это самое главное, а все остальное существует во имя его блага, что не понимающий этого правитель - не правитель и заслуживает низвержения, в конечном счете восходят именно к представлениям о неразрывности верхов и низов. И правящие верхи, и производящие либо обслуживающие низы - части единого социально-родового тела, единого живого организма. Разумеется, у головы этого организма одни функции, у остального тела и особенно его рабочих частей, прежде всего рук и ног, - другие. Но все взаимозависимо, все равно необходимо для нормального функционирования организма в целом.
Организмический взгляд на социум не был в истории китайской мысли чересчур навязчивым, но подспудно он едва ли не всегда существовал и оказывал свое воздействие, постоянно напоминая о внутреннем единстве и непременной взаимозависимости верхов и низов. Но, постулируя такого рода единство и взаимозависимость и тем самым сыграв существенную роль в том, что социально-политическая структура Чуньцю не превратилась в систему замкнутых сословий, традиционный китайский взгляд на верхи и низы общества, тем не менее, всегда отчетливо видел разницу между теми и другими. И разница эта, в конечном счете, сводилась к тому, чем мыслящая голова отлична от работающих рук и ног единого организма.
Веками складывавшаяся чжоуская феодальная знать, наследственная аристократия с ее высокоразвитыми принципами и нормами ритуального церемониала, рыцарской этики и т.п. была своего рода эталоном, ориентиром для всех остальных. Однако представители правящего слоя отнюдь не всегда придерживались норм этики и соблюдали церемониал, а что касается добродетели многих его представителей, то о ней в условиях кровавых междоусобных схваток, заговоров и переворотов, коварных убийств близких родственников, включая отцов и братьев, не стоило бы всерьез и говорить, если бы не тексты, подобные «Или». Имеются в виду тексты, упорно напоминавшие о традиции, опиравшиеся на нее и тем самым укреплявшие ее, отметавшие все ее нарушения как нечто второстепенное, досадное, но не слишком существенное. Значимость такого рода текстов - а их было немало - в том, что все они как бы напоминали: жизнь есть жизнь и в ней произойти может все что угодно, но норма остается нормой. И всем новым поколениям следует ориентироваться именно на нее. При этом имелось в виду, что норма была чтимой и обязательной для всего народа, а не только для знати. Но для того, чтобы народ ориентировался на традицию, на древнюю норму и воспринимал все отклонения как досадные помехи, нужна была целенаправленная идеологическая индоктринация. И эта индоктринация стала реальным фактом жизни чжоуского Китая уже в период Чуньцю. Впрочем, для этого были и иные серьезные причины, о которых стоит сказать особо.
Литература
1. Границы Китая: история формирования / РАН; Институт Дальнего Востока / В.С. Мясников (общ.ред.), Е.Д. Степанов (общ.ред.). - М.: Памятники исторической мысли, 2001. - 470с.
2. Грэй Джон Генри. История Древнего Китая / А.Б. Вальдман (пер. с англ.). - М.: Центрполиграф, 2006. - 606с.
3. Всемирная история: Учебник для студ. вузов / Георгий Борисович Поляк (ред.), Анна Николаевна Маркова (ред.). - М.: Культура и спорт, 1997. - 496с.
4. Бадак Александр Николаевич, Войнич Игорь Евгеньевич, Волчек Наталья Михайловна, Воротникова О. А., Глобус А. Всемирная история: В 24 т. / И.А. Алябьева (ред.) - Минск: Литература Т. 5: Становление государств Азии. - 543с.
5. Васильев Л. С., Лапина З. Г., Меликсетов А. В., Писарев А. А. История Китая: Учебник для студ. вузов, обуч. по ист. спец. / А.В. Меликсетов (ред.) - 3-е изд., испр. и доп. - М.: Издательство Московского университета, 2004. - 751с.
