Сейчас пенсионерка, а в 1988 году - преподаватель химии в Ленинградском технологическом институте, Нина Андреева рассказывала в интервью, что «Не могу поступаться принципами» было не первым ее письмом в редакцию: она писала в «Ленинградский рабочий», и ее там даже печатали. Текст знаменитого впоследствии антиперестроечного манифеста она отправляла и в «Правду», и в «Литературную газету», и в «Комсомольскую правду», и в «Советскую Россию» - но редакции ей не отвечали.
Версии дальнейших событий различаются в зависимости от того, кто их излагает. Один из главных идеологов перестройки, секретарь ЦК КПСС Александр Яковлев писал в мемуарах, что публикация родилась из письма Андреевой и ее мужа Владимира Клушина в ЦК - его якобы прочитал известный своими реакционными взглядами Егор Лигачев (как и Яковлев, он входил в Политбюро) и велел заместителю главреда «Советской России» переработать сочинение супругов в газетную статью.
Редактор влиятельного среди сторонников демократизации журнала «Огонек» Виталий Коротич считал , что текст «Не могу поступаться принципами» написан самой Андреевой, но соглашался с Яковлевым в том, присланное ею в ЦК письмо скорее всего предварительно показали Лигачеву, а тот уже дал добро на публикацию.
Сам Лигачев категорически отрицал любую причастность к появлению статьи: «Как и все читатели, я впервые познакомился со статьей "Не могу поступаться принципами" лишь тогда, когда она была опубликована на страницах газеты "Советская Россия"».
Нина Андреева рассказывала, что 23 февраля ей позвонили из редакции и предложили немного сократить материал и обязательно обозначить свое отношение к сталинским репрессиям, без упоминания которых в те годы не обходилась ни одна «заперестроечная» или антиперестроечная статья. Так в публикации появился пассаж про ветерана войны, который ни разу не слышал о репрессиях, и абзац с призывом избегать однозначной оценки прошлого. «Вместе со всеми советскими людьми я разделяю гнев и негодование по поводу массовых репрессий, имевших место в 30-40-х годах по вине тогдашнего партийно-государственного руководства. Но здравый смысл решительно протестует против одноцветной окраски противоречивых событий, начавшей ныне преобладать в некоторых органах печати», - писала Андреева.
Леволибералы, борьба башен и великий Сталин
Статья Андреевой занимала в «Советской России» целую полосу формата А2. Лейтмотивом текста было осуждение публикаций и выступлений перестроечной эпохи, «смешивающих с грязью наше прошлое и настоящее»; не в последнюю очередь автор требовала помнить о заслугах Иосифа Сталина.
Например, Андреева сравнивала Сталина с Петром I: «В конечном счете, к примеру, сегодня мало кого смущают личные качества Петра Великого, но все помнят, что в период его правления страна вышла на уровень великой европейской державы», - и цитировала Уинстона Черчилля, который якобы утверждал: «Он был выдающейся личностью, импонирующей нашему жестокому времени того периода, в которое протекала его жизнь. Сталин был человеком необычайной энергии, эрудиции и несгибаемой силы воли, резким, жестким, беспощадным как в деле, так и в беседе, которому даже я, воспитанный в английском парламенте, не мог ничего противопоставить... В его произведениях звучала исполинская сила. Эта сила настолько велика в Сталине, что казался он неповторимым среди руководителей всех времен и народов...».
Позже выяснилось, что Черчилль ничего подобного не говорил, а приписываемые ему слова о сохе и атомной бомбе напоминают сильно искаженную цитату из биографа Сталина, троцкиста Исаака Дойчера.
Среди других изобретений Нины Андреевой, получивших впоследствии широкое распространение - термины «борьба башен» (позаимствован - со ссылкой на автора - у Александра Проханова) и «фальсификация истории». С последним явлением автор призывала беспощадно бороться: «Ставшая дежурной тема репрессий гипертрофирована в восприятии части молодежи, заслоняет объективное осмысление прошлого. Примеры такого рода не единичны. Читаю и перечитываю нашумевшие статьи. Что, к примеру, могут дать молодежи, кроме дезориентации, откровения "о контрреволюции в СССР на рубеже 30-х годов", о "вине" Сталина за приход к власти в Германии фашизма и Гитлера? Или публичный "подсчет" числа "сталинистов" в разных поколениях и социальных группах?».
Отступивших от истинно социалистических принципов Андреева делила на два лагеря: «леволибералов» и «охранителей»; перестроечное брожение умов виделось ей как борьба этих «двух башен». «Именно сторонники "леволиберального социализма" формируют тенденцию фальсифицирования истории социализма. Они внушают нам, что в прошлом страны реальны лишь одни ошибки и преступления, замалчивая при этом величайшие достижения прошлого и настоящего», - писала она.
Впрочем, охранителям тоже досталось: «Если "неолибералы" ориентируются на Запад, то другая "альтернативная башня", пользуясь выражением Проханова, "охранители и традиционалисты", стремятся "преодолеть социализм за счет движения вспять". Иначе говоря, возвратиться к общественным формам досоциалистической России. Представители этого своеобразного "крестьянского социализма" заворожены этим образом. По их мнению, сто лет назад произошла утрата нравственных ценностей, накопленных в туманной мгле столетий крестьянской общиной».
Преодолеть все эти опасные заблуждения Андреева предлагала, вернувшись к ленинским принципам: «На этом стоим и будем стоять. Принципы не подарены нам, а выстраданы нами на крутых поворотах истории отечества».
Репетиция путча
Эффект статья произвела потрясающий - главным образом в рядах партийной элиты и среди руководства советских СМИ. Текст восприняли как «продиктованный сверху» (журналисты и редакторы не питали иллюзий по поводу «случайности» появления программной статьи) - и истолковали его как однозначный сигнал к «повороту назад» и отказу от перестройки.
Тем более, что дальнейшее развитие событий лишь подтверждало эту версию. На следующий день после публикации, 14 марта 1988 года, Егор Лигачев собрал на брифинг главных редакторов и «порекомендовал» обратить внимание на письмо преподавательницы из Ленинграда. ТАСС поручили распространить полный текст статьи, а руководителям союзных республик, не получавших «Советскую Россию», - перепечатать «Не могу поступаться принципами» в местных изданиях.
Глава государства, генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев в момент выхода статьи отсутствовал в стране - он находился в Югославии. Главный оппонент Лигачева в Политбюро, Яковлев тоже был за границей - в Монголии.
«Среди интеллигенции началась паника, значение статьи, опубликованной в органе ЦК КПСС, а тогда "Советская Россия" была в таком статусе, все понимали хорошо. <...> Позже оказалось, что некоторые первые секретари самостоятельно распорядились перепечатывать статью во всей прессе, вплоть до "районок", и провести обсуждение обязательно и повсеместно. По стране подуло очень холодным ветерком», - писал в воспоминаниях возглавлявший тогда «Известия» редактор Иван Лаптев.
Сама Нина Андреева подсчитала, что ее статья была перепечатана более 900 раз.
24 марта манифест преподавательницы из Ленинграда стал главной темой заседания Политбюро; обсуждение растянулось на два дня. Будущий участник настоящего Дмитрий Язов в своих мемуарах утверждал, что говорил тогда в основном Горбачев. Он требовал осудить реакционное письмо. Почти все консерваторы, кроме Лигачева, высказались в том духе, что «не разобрались», «не сориентировались» - то есть не решились открыто поддержать антиперестроечное выступление Андреевой.
Итогом совещания в Политбюро стала статья Александра Яковлева, опубликованная им без подписи в газете «Правда» 5 апреля 1988 года. Она называлась «Принципы перестройки: революционность мышления и действий». Автор заверял, что никто в руководстве страны от нового курса отказываться не собирается, а вина Сталина в организации массовых репрессий доказана. Позже «Правда» напечатала позитивные отклики на эту статью, а «Советская Россия» 15 апреля вышла с покаянным материалом, в котором редакция соглашалась с «Правдой» и признавала, что публикация письма Андреевой была безответственным жестом.
«Как бы ни относиться к статье Андреевой, но провозглашенные перестройкой принципы гласности и плюрализма обязывали представить всю палитру читательских мнений. Но ничего подобного не произошло. "Советской России" категорически запретили публиковать письма в поддержку Андреевой, заставив дать почти только осуждающую почту. Более того, одобрительные письма были у редакции изъяты. <...> Какая же это гласность? Какой же это плюрализм?» - писал годы спустя возмущенный Лигачев.
Андреева рассказывала, что после публикации разгромных отзывов ее отстранили от занятий со студентами и вынудили уйти в отпуск за свой счет. До выхода на пенсию к работе она так и не вернулась. Принципами пожилая коммунистка не поступилась, возглавив осенью 1991 года Всесоюзную коммунистическую партию большевиков, которая с гордостью использует аббревиатуру ВКПБ и выступает за ленинизм и коммунистические идеалы. КПРФ Геннадия Зюганова в ВКПБ считают предателями. Отделения партии существуют в Белоруссии, Украине и России, и, по подсчетам 78-летней Нины Андреевой, объединяют более 20 тысяч ее сторонников.
14 марта 2017 года в 9:12 мск текст исправлен: в исходной версии заголовок статьи Нины Андреевой был набран с опечаткой - «Не могу поступиться принципами». Редакция благодарит журналиста Олега Кашина, который заметил ошибку.
Сегодня, 13 марта, исполняется 25 лет со дня события, которое произвело в свое время настоящий фурор, как среди сторонников, так и среди противников перестройки. Речь идет о публикации в «Советской России» статьи простой преподавательницы из Ленинграда Нины Андреевой «Не могу поступаться принципами», в которой впервые прозвучала резкая критика горбачевского курса снизу, напоминает издание «Свободная пресса» .
«В течение нескольких дней статью перепечатали целиком почти в тысяче газет Советского Союза, - отмечает издание. - В редакцию и лично Андреевой приходило огромное количество писем со словами солидарности и резкого осуждения. В то же время статья по-настоящему напугала архитекторов перестройки. Почти месяц власть не знала, что ответить. Идеолог перестройки Александр Яковлев даже хотел уйти в отставку, но Горбачев удержал его. По его настоянию письмо Андреевой обсудило Политбюро партии. Результатом обсуждения стала подготовленная Яковлевым статья "Принципы перестройки, революционность мышления и действий", опубликованная в "Правде" 5 апреля. В этой статье письмо Андреевой было названо "манифестом антиперестроечных сил"».
«То, что мы не туда идём, я поняла, анализируя высказывания самого Горбачёва и по его поводу, озвученные в западных СМИ, - рассказала Н.Андреева «Свободной прессе». - Вспомните, например, антисоветский репертуар в театрах, особенно, постановку пьес М.Шатрова, публикации в прессе множества статей, клевещущих на советский период истории, ложь в СМИ в адрес И.В.Сталина, неуважение к ветеранам, ниспровержение исторической значимости СССР в Великой Отечественной и Второй мировой войне и многое другое. Все эти проблемы открыто обсуждались в обществе. Я как преподаватель ВУЗа и куратор одной из студенческих групп, естественно, обсуждала "больные" вопросы со своими студентами. Большинство людей за демагогией и иносказательством Горбачёва не могли понять, ЧТО происходит на самом деле и что стоит за "перестройкой". Я была не согласна со многим, что происходило, с разворотом истории на 180 градусов и потому написала свой довольно пространный ответ…»
По словам Н.Андреевой, она не стремилась «прославиться», а просто «как советский человек хотела выразить своё мнение по поводу истинных целей "перестройки", которые открылись мне, анализируя события, происходившие в стране, и реакцию на них Запада».
Прокомментировать это событие 25-летней давности мы попросили известного петербургского политолога, доктора философских наук Сергея Викторовича Лебедева.
«То, что сделала в то время Нина Андреева, есть пример настоящего политического мужества. Она действительно принципиальный человек. В то время я только начал работать на кафедре, мы, конечно, это письмо прочитали. Я был согласен со всем ею написанным, люди старшего возраста посмотрели на меня с осуждением, а ветераны радостно согласились. Она тогда обратила внимание на то, что под предлогом десталинизации предпринимается попытка подорвать духовное здоровье общества. Некоторым может показаться некорректным её напоминание, что Петербург тоже был построен на крови и на костях, что не мешает уважать Петра Великого. Сталин сыграл такую же, по сути, роль, как и Петр I, он тоже пролил реки крови, однако выиграл войну и создал великую державу. И надо заметить, что в духе древних римлян, Сталин отправил своего сына на войну, более того, отказался его обменять на фельдмаршала Паулюса, когда тот оказался в плену.
Письмо Нины Андреевой было впервые опубликовано в «Советской России», где главным редактором тогда был Валентин Чикин, тоже достаточно мужественный человек, который не побоялся выступить практически против всех СМИ, которыми тогда дирижировал Александр Яковлев, так называемый «архитектор перестройки». Газета тогда выходила миллионными тиражами. Андреева написала то, о чем многие говорили, а Чикин не побоялся опубликовать ее письмо. Было забавно наблюдать, как сразу ополчились все перестройщики. Они испугались того, что вдруг наверху решили, что пора кончать с этой «демократией», некоторые из них даже на всякий случай снова начали платить партийные взносы. Но продолжалось это недолго, довольно быстро последовала громовая статья Яковлева со странным доводом этого проповедника частной собственности о том, что газета - это не частная лавочка. Тут же постарались затоптать и оплевать Нину Андрееву, назвали ее письмо «манифестом антиперестроечных сил» и т.д. Этого письма испугались самые главные противники Андреевой, а остальным просто заткнули рот. Поэтому сейчас мало кто вспоминает про то это письмо и его автора.
Нина Андреева - это стойкая женщина, которая не поступилась своими принципами. И если сегодня посмотреть на столпов партии и лидеров того времени, представителей правительства, хозяйства страны и тем более СМИ, на тех, которые привыкли «колебаться вместе с линией партии», на чиновников, которые за 20 лет успели побывать членами всех партий, то сам факт наличия Нины Андреевой с её твердыми убеждениями многим крайне неприятен. Также, как трусам всегда неприятен смелый человек, лжецам и ворам неприятен честный и порядочный человек. Я убежден, что наши люди должны знать Нину Андрееву и помнить её письмо, которое показывает её патриотизм и озабоченность судьбой Отечества. Сегодня, когда в стране несмотря ни на что снова происходит ресталинизация в обществе, надо широко опубликовать это письмо».
О событиях, разыгравшихся вокруг письма Нины Андреевой «Не могу поступаться принципами», опубликованного 13 марта 1988 года в газете «Советская Россия», известно, наверное, всем у нас в стране и многим за рубежом. Письмо было квалифицировано как «манифест антиперестроечных сил», а имя его автора - преподавательницы ленинградского вуза - превратили в синоним «врага перестройки». Но, уверен, если сегодня поинтересоваться у десяти прохожих на улице, помнят ли они, что было написано в той статье, девять ответят отрицательно. А возможно, и все десять. Однако о самой Нине Андреевой слышал каждый.
Это и есть феномен манипуляции массовым сознанием: люди не знают сути дела, но в общество внедрен устойчивый стереотип, некий опознавательный знак, при помощи которого без всяких объяснений, разъяснений и аргументов можно наклеивать ярлыки оппонентам.
И еще: многие слышали, что имя Нины Андреевой каким-то образом связано с именем Лигачева. Каким именно образом - на этот вопрос никто ответить не в состоянии. Но связано - и все!
А как же обстояло дело в действительности? Что же скрывалось за невероятно шумной пропагандистской «антиандреевской» кампанией, какие политические цели она преследовала и кто за ней стоял? Пришло время поведать и о событиях, происходивших в связи с письмом Нины Андреевой в высшем политическом руководстве.
Как и все читатели, я впервые познакомился со статьей «Не могу поступаться принципами» лишь тогда, когда она была опубликована на страницах газеты «Советская Россия». Из предыдущего моего рассказа читателям понятна моя позиция по отношению к очернительству истории. Я открыто заявил ее и на февральском Пленуме ЦК КПСС 1988 года, что вызвало одобрение членов Центрального Комитета, а после публикации доклада в газетах усилило поток писем, осуждавших деструктивные действия радикальной прессы, без оглядки чернившей наше прошлое. Общественное мнение и в партии, и в стране явно склонялось в эту сторону. И я намеревался удвоить, утроить усилия для того, чтобы выровнять «историческую линию», чтобы от огульного охаивания перейти к серьезному анализу ошибок и достижений.
Готовясь к дальнейшим выступлениям на эту тему, я внимательно знакомился с почтой ЦК КПСС, а также попросил подготовить подборку интересующих меня писем, поступавших в газеты. В этой подборке были и отклики, полученные «Советской Россией». Потом в некоторых публикациях утверждалось, будто бы письмо Нины Андреевой поступило непосредственно на мое имя, а я, мол, направил его главному редактору «Советской России» В.В.Чикину с указанием напечатать. Это совершенно не соответствует истине.
Кстати говоря, позднее, в процессе разбирательства, о котором еще пойдет речь, обнаружилось, что Андреева направила свое письмо в редакцию сразу трех газет - «Правды», «Советской России» и «Советской культуры».
Любопытно проследить и за тем, как развивались события после опубликования письма.
На совещании редакторов, которое я проводил 14 или 15 марта, речь шла о многих вопросах, в частности об участии прессы в, так сказать, пропагандистском обеспечении решения экономических проблем, в том числе сельскохозяйственных. Вообще такие совещания планировались заранее, и отделы ЦК к ним готовились, изучая публикации, чтобы разговор шел предметный. Так было и в тот раз: совещание отнюдь не носило экстренного характера, о нем было известно еще на предыдущей неделе, то есть до публикации статьи Андреевой.
Естественно, когда были исчерпаны запланированные темы, я затронул тот вопрос, который поднимал, выступая в Электростали, а также в докладе на Пленуме ЦК, - вопрос об отношении к историческому прошлому. В этом вопросе преломлялись разногласия, возникшие в руководящем ядре страны.
Развивая мысль своего доклада на Пленуме, я посоветовал редакторам прочитать совсем свежую, вчерашнюю статью «Не могу поступаться принципами», опубликованную в «Советской России». В этой статье привлекло именно то, что меня особенно интересовало в те дни и о чем я сказал выше, - неприятие сплошного очернительства, безоглядного охаивания прошлого. В ту пору многие отмечали: статья Н.Андреевой - ее реакция на мутный поток антиисторических, антисоветских материалов в нашей прессе. Убежден, что так и было.
Кстати говоря, позднее, в ответе Нине Андреевой, который опубликовала 5 апреля газета «Правда», говорилось, что в ее статье есть и справедливые моменты. Что же, каждый, видимо, вправе придавать значение именно тому, что его больше интересует: я обратил внимание на эти справедливые моменты, а А.Н.Яковлев, который возглавлял подготовку ответа в «Правде», сделал акцент на другом. Разница лишь в том, что я открыто высказал свои соображения, а Яковлев укрылся за анонимной редакционной статьей, в которой письмо в целом было объявлено манифестом «антиперестроечных сил».
С точки зрения наших личностных различий, это, кстати, весьма характерно.
Да, на том совещании редакторов я действительно упомянул о письме Андреевой и не усматриваю здесь ничего зазорного. Речь шла об отношении к истории - о той теме, которая в тот момент была на острие полемики. Никаких указаний перепечатать статью не давал.
Но, как говорится, «искали» не Нину Андрееву.
«Искали» Лигачева.
События начались вовсе не сразу после возвращения из-за границы Горбачева и Яковлева. Видимо, необходимо было какое-то время, чтобы осмыслить сложившуюся ситуацию, наметить план действий.
Обстановка на тот момент складывалась противоречивая, неоднозначная. Между мной и Горбачевым безусловно пролегла трещина. Но в то же время я оставался вторым секретарем ЦК, и Михаил Сергеевич выступил за то, чтобы поручить мне доклад на Пленуме. Более того, на Пленуме мою линию поддержали, мои позиции усилились. А впереди - совсем рядом, близко, летом! - маячила XIX партконференция. Нетрудно было предположить, что я вновь на ней буду отстаивать ленинский взгляд на историю и критиковать праворадикальные средства массовой информации.
В это время начались новые, конечно, продуманные и спланированные акции. Впервые стали активно распространяться слухи о каком-то «заговоре», якобы готовившемся в отсутствие Горбачева. Причем эти слухи напрямую связывали с «манифестом» Нины Андреевой, с теми, кто ее поддерживал. Не просто слухи, но и появились публикации в печати. Кроме того, радикальная пресса тогда же пустила в оборот тезис о нарастающем сопротивлении перестройке со стороны консерваторов. Даже стали наклеивать ярлыки «врагов перестройки».
Все это, разумеется, было надуманным, искусственным, более того - ложным. «Заговора» никакого не было, а так называемые консерваторы в действительности являлись истинными сторонниками перестройки, стремившимися не допустить ее скатывания в пагубную западню радикализма. Что же касается тезиса о «нарастании сопротивления перестройке», то о нем интересно сказать особо.
Он не подтверждался ничем, кроме эмоциональных пассажей в средствах массовой информации. На этот счет потом даже провели специальное исследование общественного мнения и газетно-журнальных публикаций, а в результате был сделан вывод, причем весьма аргументированный, о голословности коварного тезиса. В моем архиве сохранился документ об исследовании общественного мнения по этому вопросу, и небезынтересно привести из него несколько примеров.
14 апреля 1988 года «Правда» писала: «Надо сказать, что противники перестройки не только ждут того момента, когда она захлебнется… Сейчас они смелеют, поднимают головы». 18 апреля снова «Правда» указывала:
«Развернутая программа открытых и скрытых противников перестройки, призывы к мобилизации консервативных сил…» А «Советская культура» 16 апреля брала еще круче: «Не настала ли пора снять кавычки и назвать по именам тех, кто в преддверии XIX Всесоюзной партконференции тщится объединить силы на борьбу против идей XXVII съезда партии, этапных Пленумов ее ЦК? Оправившись от шока первых послеапрельских лет, адепты концепции „твердой руки“ пытаются… посеять в наших рядах неуверенность».
Как видите, ни одного факта, ни единого конкретного аргумента. Но зато какой стиль! Вполне в духе тридцать седьмого года, когда «явные и скрытые враги народа поднимали головы, смелели, тщились и сеяли неуверенность».
И еще очень забавно было читать, как радикалы бросились защищать идеи XXVII съезда. Вскоре эти же самые радикалы вышли из КПСС, нападали на коммунистов, обвиняя во всех смертных грехах именно тех, кто и раньше и потом отстаивал идеи XXVII съезда, проложившего курс перестройке. Действительно, идеологические перевертыши! Политические прихвостни!
Между прочим, тон и стиль каждодневно муссировавшегося тезиса о «нарастании сопротивления перестройке» и ее «врагах» был задан статьей в «Правде» от 5 апреля 1988 года, к которой приложил руку Яковлев.
Начались они с того, что внезапно было созвано незапланированное заседание Политбюро. На это заседание был вынесен один-единственный вопрос: обсуждение письма Нины Андреевой.
Здесь я должен отметить, что заседания Политбюро всегда проходили у нас в раскованном стиле. Шел непринужденный обмен мнениями, и даже в случаях разногласий общая атмосфера не нарушалась, оставалась демократичной, свободной. Мы действительно обсуждали вопросы, а не «выносили решения» под диктовку Генерального секретаря. Однако в тот раз все было иначе. Обстановка установилась очень напряженная, нервная, я бы даже сказал, гнетущая.
Дело еще и в том, что некоторые члены Политбюро и секретари ЦК, обмениваясь мнениями перед заседанием, весьма позитивно оценивали статью Нины Андреевой - именно в плане диалектического отношения к истории. К тому же ее письмо ведь было помещено в газете под рубрикой «Полемика», а это значит, выражало всего лишь один из возможных подходов, не носило категоричного, установочного характера. Поэтому мнения о нем высказывались такого рода: хорошо, что на фоне всеобщего очернительства прозвучал и другой голос, это проявление гласности, демократизма.
С таким настроением и начали обсуждение. Однако сразу же стало ясно, что впервые за все годы перестройки на заседании Политбюро вдруг возобладал не рассудительный, а совсем другой - расправный стиль. Тон задал Яковлев, который в крайне резких выражениях обрушился на письмо Нины Андреевой и газету «Советская Россия». Здесь-то и были пущены в ход обороты: «манифест антиперестроечных сил», «сопротивление перестройке», «силы торможения» - в общем, весь тот набор ярлыков, которыми затем принялась манипулировать антисоветская пресса. Яковлеву вторил Медведев. Они хотели навязать всему Политбюро свое мнение. А оно состояло в следующем: статья Андреевой - не рядовое выступление, речь идет о рецидиве сталинизма, о главной угрозе перестройке. Тот факт, что опубликована статья была под рубрикой «Полемика», они полностью игнорировали. А ведь сколько раз: они же призывали к плюрализму, дискуссиям!
Стало ясно, что на уровне высшего партийного руководства предпринята попытка увести перестройку от реальной опасности поднявшего голову национал-сепаратизма. А помимо этого, выдвинута задача найти крупную политическую фигуру, которая якобы стоит за спиной Нины Андреевой и направляет, координирует действия «врагов перестройки», задумавших «заговор», «переворот» или еще что угодно.
И ищут не кого-нибудь - ищут именно Лигачева.
Андрееву хотят превратить в жупел сталинщины, затем пристегнуть к ней Лигачева и объявить его главным сторонником возврата к временам культа личности. Яковлев настойчиво, целеустремленно поворачивал разговор на Политбюро в эту сторону, не отваживаясь на последний решающий шаг - назвать мою фамилию. Но всячески подталкивал, побуждал к этому других, как говорится, наводил на мысль.
Когда вспоминаю то заседание ПБ, мне и сегодня становится не по себе. Нет, не чувство страха или растерянности испытывал я тогда. Совесть моя была чиста, и я был готов к тому, чтобы в случае необходимости решительно защитить свое имя. Но сильно угнетали сама атмосфера, те методы, какие были пущены в ход. Поневоле вспоминалось заседание бюро ЦК ВЛКСМ, когда в 1949 году меня обвинили в «троцкизме», и в стиле Яковлева я находил немало общего с тогдашними расправными настроениями, действиями. «Охота на ведьм»!
Увы, столь беззастенчивая тактика типична для Яковлева. В те годы, когда он возглавлял отдел агитации и пропаганды ЦК КПСС, Яковлев, не зная устали, прославлял марксизм-ленинизм и социализм, буквально предавая анафеме капитализм. О его былой непримиримости и категоричности в борьбе с буржуазной идеологией свидетельствуют многие прежние статьи. Он, в частности, писал, что борьба с буржуазной идеологией во всех «ее даже внешне привлекательных проявлениях не допускает компромисса. Никаких уступок…».
А с каким гневом обрушивался Яковлев именно на те идеи, какие позднее горячо отстаивали он сам и Горбачев! В свое время он писал: «Сегодня приходится часто встречаться с активными попытками ревизионистов объявить марксистский классовый подход к социальным явлениям односторонним, „дополнить“ или заменить его абстрактным, „общечеловеческим“… Абстрактная неклассовая постановка вопросов о социализме, демократии, гуманности, свободе выражает в сущности интересы буржуазии… Опыт убедительно свидетельствует, что именно последовательная классово-пролетарская позиция - и лишь она - несет в себе прогрессивное содержание, наполнена созидательным смыслом».
Вот так в недавнем прошлом писал нынешний идеолог приоритета общечеловеческих ценностей, как говорится, вывернувшийся наизнанку. Конечно, я не исключаю того, что с годами взгляды (но не принципы, не мировоззрение) политиков могут меняться. Однако, во-первых, необходимо честно и прямо сказать о своих былых заблуждениях, а не делать вид, будто их вовсе не было. А во-вторых… Потому-то я и вспоминаю здесь некоторые из былых яковлевских идеологических пассажей, что на том памятном для меня заседании Политбюро Яковлев гневно громил Нину Андрееву именно за те мысли, которые в прошлом отстаивал сам. Вот в чем дело!
Да, на том заседании Политбюро шла «охота на ведьм», это несомненно!
Однако другие члены Политбюро и секретари ЦК, за исключением Медведева, не шли на поводу у Яковлева. Хотя повестка дня была сформулирована четко и состояла всего из одного вопроса - о статье в «Советской России», разговор выливался в широкое обсуждение всех проблем перестройки. Некоторые выступавшие предпочитали вообще не касаться письма Андреевой. Нет, в целом это, конечно же, не был рецидив 1937 года - это были совсем другие времена и другие люди. Как ни старался Яковлев, его замысел повис в воздухе: члены Политбюро не желали принимать участия в недостойной игре и не поддержали его стремления искать «врага» в составе высшего эшелона власти.
Да, пришли другие времена и другие люди! Но настоящая трагедия перестройки заключается в том, что в политическом руководстве временно взяли верх именно те немногие, кто под новыми лозунгами действовал старыми методами. Видимо, потому-то и удалось им овладеть положением, что наше общество, доверчиво открывшееся навстречу переменам, в то время еще не выработало иммунитета против прежних изощренных приемов политической игры.
И здесь я, разумеется, обязан сказать о позиции, какую занял на том заседании Политбюро Горбачев.
В обсуждении статьи Нины Андреевой он, я бы сказал, однозначно выступил на стороне Яковлева, выражая недовольство по отношению к тем членам Политбюро, которые высказывались более примирительно. Здесь нет нужды называть фамилии, но скажу, что несколько участников заседания по ходу обсуждения были вынуждены изменить свою точку зрения - под тем предлогом, что вначале, мол, недостаточно внимательно прочитали письмо Андреевой. А вчитавшись снова и снова, действительно обнаружили, что в нем есть нечто противостоящее перестройке.
Фамилии не называю потому, что в связи с той решающей схваткой, какая развернулась на Политбюро, политики вынуждены были идти на компромиссы. Это неизбежно. Не поддержав главный замысел - найти крупную политическую фигуру, якобы ответственную за угрозу перестройке, - приходилось жертвовать своей позицией по отношению к письму Андреевой. Это не было беспринципностью, это был трезвый расчет. Важно, чтобы обсуждение письма Андреевой не вылилось в столкновение «стенка на стенку». Это заботило больше всего. Нужна была политическая мудрость, чтобы сбить истинный прицел затеянной на Политбюро игры и не допустить нового варианта «антипартийной группы» 1957 года.
Итак, Горбачев буквально «ломал» тех, кто недостаточно четко, по его мнению, осуждал письмо Нины Андреевой. Однако что касается главного замысла Яковлева, то здесь Генеральный секретарь как бы дистанцировался от него. Не знаю, поступал Горбачев искренне или же то были просто осторожность, нежелание активно проявить себя в экстремистской затее. Но факт остается фактом: в поисках «врага» среди членов высшего политического руководства он не стал принимать участия.
Без такой поддержки Яковлев выиграть не мог, но зато полностью раскрыл свои намерения.
Между прочим, то необычное заседание Политбюро длилось не один день, а два дня, причем по 6-7 часов ежедневно. Нетрудно представить накал подспудно бушевавших на нем страстей.
И еще одно важное замечание хотелось бы мне сделать, прежде чем перейти к рассказу о последствиях того обсуждения. Дело в том, что за все годы перестройки то был единственный случай, когда на заседании Политбюро обсуждалась статья, опубликованная в прессе. Всем хорошо известно, сколько в средствах массовой информации в тот период было яростных антисоветских, антисоциалистических статей. Но ни одна из них не вызвала какой бы то ни было реакции со стороны Яковлева, Медведева и самого Горбачева - гласность, плюрализм мнений! Но стоило появиться полемической статье в защиту социалистических идеалов - пусть с перехлестами, - как против нее в прессе была поднята буквально буря. Нет, статью Андреевой не обсуждали и не критиковали, что было бы вполне нормально, - ее казнили, ее растерзали, из нее сделали жупел, «манифест» и затем широко использовали в борьбе с теми, кто противостоял разрушительной радикальной антисоветской идее.
Как это понимать?
Что это за «двойной стандарт» мышления? Применительно к антисоветским публикациям неизменно срабатывал принцип плюрализма, а в значительной мере просоветская статья была подвергнута яростной травле - откуда этот «двойной стандарт» в политике?
Впрочем, одно ясно уже сегодня. Были сдвинуты политические акценты, главной опасностью для перестройки был объявлен консерватизм, а антикоммунизму, сепаратизму и национализму была открыта широкая дорога. Снова хочу повторить: если бы в 1988-1989 годах была верно определена главная опасность перестройке - нарастающий сепаратизм и национализм, стране удалось бы избежать кровавых конфликтов и потрясений.
А что касается «охоты на ведьм», то она носила прямо-таки детективный, следственный характер. На следующее же утро после заседания Политбюро в редакцию газеты «Советская Россия» внезапно нагрянула из ЦК КПСС комиссия, которая принялась изучать подлинник письма Нины Андреевой, всю технологию его подготовки к печати, тщательно допрашивала на этот счет сотрудников редакции. Кстати, само появление комиссии было обставлено в «лучших» традициях прошлого. Главному редактору позвонили из ЦК, предупредив о намерении направить в редакцию проверяющих. Но едва он успел положить трубку телефона, как эти проверяющие уже вошли к нему в кабинет. Оказывается, они уже ждали в приемной. Этот «классический» прием преследовал цель не дать «замести следы», как говорится, «схватить с поличным». Однако «заметать» и «хватать» было нечего. Никаких моих резолюций - а искали именно их! - на письме Нины Андреевой не было и быть не могло. Проверяющие вернулись ни с чем.
Вообще вся история с публикацией письма Нины Андреевой имеет один весьма немаловажный для всего нашего общества аспект, на который я хочу обратить особое внимание. Эта история показала, что под прикрытием «красивых» лозунгов правые радикалы готовы на любые ущемления демократии, более того, на использование самых тоталитарных, антидемократических методов. Один из примеров этого я привел. Но были и другие.
Как уже говорилось, письмо Андреевой было опубликовано под рубрикой «Полемика», и в редакцию «Советской России» поступило много откликов. Были, конечно, письма, осуждавшие Андрееву, однако было много, очень много писем в ее поддержку.
Как бы ни относиться к статье Андреевой, но провозглашенные перестройкой принципы гласности и плюрализма обязывали представить всю палитру читательских мнений. Но ничего подобного не произошло. «Советской России» категорически запретили публиковать письма в поддержку Андреевой, заставив дать почти только осуждающую почту. Более того, одобрительные письма были у редакции изъяты. Таким образом, от общественности грубо скрыли истинную картину читательского мнения, вопреки истине принялись навязывать мысль о единодушном осуждении статьи.
Какая же это гласность? Какой же это плюрализм? Под «красивыми» лозунгами набирала силу опасная тенденция узурпировать, монополизировать общественное мнение.
Вопрос тут, повторяю, далеко перерастает рамки статьи Андреевой. Что же это за «демократы», если они готовы попирать главный принцип свободы слова?
Замечу, что оттиск так называемой редакционной статьи в очередном номере «Правды» накануне был разослан членам Политбюро для ознакомления. Причем разослан поздно (я, например, получил в шесть вечера), так что прочитать, толком подумать, тем более обсудить уже было некогда. Да этого, убежден, не предусматривалось. Иначе отчего такая спешка?
Между прочим, по поводу этой «редакционной» статьи главный редактор газеты В.Г.Афанасьев с горечью как-то сказал мне: «Выкрутили руки, заставили поставить статью в номер, сроду не прощу себе этого».
Еще до публикации газетой «Правда» редакционной статьи, резко осудившей письмо Нины Андреевой, возводившей его в ранг «манифеста антиперестроечных сил», меня пригласил к себе Горбачев. Запомнилось, что было это часов в двенадцать. И еще осталось в памяти следующее: в тот раз Михаил Сергеевич начал разговор почти сразу же после того, как я вошел в кабинет. Не дожидаясь, пока подойду к его столу, он сказал:
Ну, Егор, должен тебе сказать, что я занимался вопросом публикации статьи Андреевой, долго разговаривал с Чикиным. Он мне все объяснил, рассказал, как все было. Ты действительно не имел к этой публикации никакого отношения!
Сложные, противоречивые чувства испытал я в тот момент. С одной стороны, было, конечно, приятно, что подозрения рассеялись и попытка Яковлева официально «привязать» меня к «антиперестроечному манифесту», создать в моем лице «антиперестроечную фигуру» потерпела полный крах. Но, с другой стороны, мне было не по себе: как же мы можем работать, не доверяя друг другу?
Если все это оказалось возможным на самом высшем уровне политического руководства, по отношению ко второму лицу в партии, то что же тогда говорить о рядовых людях, вставших на пути радикалов, антисоветчиков? Представляю, сколько пережила Н.А.Андреева. Однажды в ЦК на совещании руководителей средств массовой информации писатель В.В.Карпов, обращаясь к Михаилу Сергеевичу, задал вопрос: «Когда же прекратится травля Нины Андреевой? Что, она не имеет права на свое мнение? Поймите, ведь она к тому же женщина».
Вопрос остался без ответа. А сколько таких же вопросов содержалось в письмах, которые поступали в ЦК, редакции газет? Они тоже оставались без ответа.
А сколько предвзятостей, голословных нападок было в адрес главного редактора газеты «Советская Россия» В.В.Чикина, настоящего коммуниста, борца-патриота «осмелившегося» поместить мнение преподавательницы из Ленинграда! Между прочим, когда пытались закрыть эту газету, на защиту «Советской России», ее главного редактора поднялись тысячи читателей, россиян. И отстояли свою газету. О чем это говорит? О высоком доверии. Что может быть превыше доверия?
Да, история вокруг письма Нины Андреевой убедительно свидетельствовала о том, что инициаторы той кампании при надобности были готовы прибегнуть и к репрессивным методам. В тогу демократов рядились «призраки прошлого».
А потом была редакционная статья в «Правде». За ней последовала настоящая травля так называемых антиперестроечных сил. В широких масштабах развернулась «охота на ведьм». То, что не посмели сделать на заседании Политбюро Яковлев и Медведев - назвать мою фамилию, с легкостью, пуская в оборот самые невероятные слухи, домыслы и сплетни, делала пресса.
«Прорабы перестройки» без зазрения совести, не обращая внимания на отсутствие фактов, принялись клеймить «консерваторов», стоявших, мол, за спиной Нины Андреевой. Все их речи поразительно напоминали тезисы Яковлева, которые он высказал на заседании Политбюро, создавалось даже впечатление, что «прорабов» попросту проинструктировали. Они-то не знали, что говорил Яковлев. А я слышал своими ушами и понимал, что многие участники кампании против Андреевой просто не осознают, какая примитивная роль им отведена, что они невольно вовлечены в исполнение коварного и грязного замысла.
И еще об одном. После того памятного разговора в кабинете Михаила Сергеевича, когда Генеральный секретарь, так сказать, официально снял с меня подозрения в связи с публикацией письма Андреевой в «Советской России», несмотря на клевету, которой я подвергался, Горбачев ни разу публично не заявил о моей непричастности к этому делу. Ограничился разговором один на один - и все. Точно так же он не встал на защиту Н.И.Рыжкова, когда на Председателя Совета Министров обрушился шквал несправедливых нападок.
В общем, Горбачев оставался верен себе…
13 марта 1988 года Нина Андреева, что называется, «проснулась знаменитой»: её антиперестроечное письмо «Не могу поступаться принципами» опубликовала «Советская Россия». Бюро ЦК КПСС на специальном заседании 2 дня обсуждало послание и лишь к апрелю смогло ответить педагогу из Санкт-Петербурга. Для самой Нины Александровны и её супруга «свобода слова» обернулась травлей: женщина вынуждена была отказаться от работы в университете, а её супруг пережил два инфаркта.
Корреспондент АиФ.ru встретился с Ниной Александровной, чтобы узнать, как сложилась жизнь самой последовательной сторонницы большевизма, много ли принципиальности в современной политике и чем Сталин отличается от Путина .
Ирина Саттарова, АиФ.ru: Какова история этого письма? Почему вы выбрали именно газету «Советская Россия»? Чего вы хотели добиться этим обращением?
С тех пор я стала читать всё, что появлялось в прессе под авторством Проханова. В 1987-м году в «Ленинградском рабочем» вышла его статья, где он писал: в настоящее время социалистический столп атакуют два разных идеологических течения - почвенники-русофилы и космополиты-либералы, которые не принимают советскую власть, жёстко критикуя всё, что было при советской власти и особенно при Сталине.
Я решила подготовить ответ на письмо Проханова, тем более что эти темы мы обсуждали со студентами. «Ленинградский рабочий» ответ опубликовал, сократив его на 90 %. Мой отклик был одним из многих, полученных газетой. В январе 1988 года газета опубликовала новую статью, где писатель отвечал нам. В этом материале тоже было много спорных моментов, и я вновь решила выступить. Отправила письмо в газету, но они не опубликовали. Я позвонила журналистке, которая связывалась со мной после моего первого письма в газету. Она сказала: «Нет, мы не можем публиковать. Нам кажется, это очень страшно. Главный редактор спрятал ваше письмо в сейф и запретил его кому-либо показывать».
В этом же году в феврале прошёл пленум ЦК КПСС, который был назван идеологическим. На нём выступал Егор Лигачёв (секретарь ЦК КПСС - прим. редакции). Он чётко обозначил проблемы, которые стояли перед нашим обществом - практически озвучил то, о чём я писала в своих письмах. Поэтому я взяла свои письма, адресованные «Ленинградскому рабочему», и направила их в центральные газеты: «Правда», «Литературная газета», «Комсомольская правда» и «Советская Россия» с препроводиловкой.
Поначалу никто не отреагировал. Но 23 февраля мне позвонил редактор «Советской России». Он предложил опубликовать статью, попросив меня немного сократить её.
Из двух писем я подготовила один материал на полосу формата А2. После 8 марта он приехал из Москвы ко мне в институт. Он прочитал сокращённый материал, сказал, что претензий у него нет. «Но я считаю, что надо кое-что добавить. Сейчас такое время, все обсуждают репрессии. Надо добавить какой-то абзац про репрессии, иначе мы не сможем её опубликовать», - сказал он.
Вот таким вот образом появился абзац, где сказано, что я возмущаюсь теми репрессиями, которые имели место в 30-х годах «по вине тогдашнего партийно-государственного руководства». Заметьте, я писала именно про руководство, но не лично про Сталина. В составлении расстрельных списков особенно преуспел Никита Хрущёв, первый секретарь ЦК Украины на тот момент. Мы знаем, что он отсылал на утверждение Сталину списки на 15 тысяч фамилий, Сталин всегда отправлял эти документы ему обратно с припиской «Уймись, Никита! И перепроверь».
Нина Андреева говорит как педагог старой закалки: очень грамотно, не торопясь, без лишних междометий и повторов слов. Таких ораторов в «большой политике» не хватает, но туда лидер большевиков так и не пошла. Сейчас эта невысокая статная женщина в строгом и скромном костюме руководит незарегистрированной партией с отделениями в ряде постсоветских республик - в Белоруссии, на Украине, в Прибалтике. 22 тысячи человек, с гордостью признаётся Андреева.
13 марта я ехала на занятия в институт. Смотрю, в электричке все уткнулись в газету «Советская Россия». Когда пришла в институт, мне говорят: «Нина Александровна, ваша статья опубликована». Прочитала. Они изменили концовку. Заканчивала я словами «на том стоим и стоять будем». Они смягчили: «На том стоим и будем стоять».
- По сути, это было обычное читательское письмо, коих появлялось много в советской прессе?
Совершенно верно. Почему было опубликовано именно оно? Этот вопрос хорошо разъяснил сам Александр Яковлев (секретарь ЦК КПСС) в своей редакционной статье в «Правде». Он сказал, что я поставила вопрос о том, зачем нам вообще перестройка и не придётся ли нам спасать социализм.
Для моей собеседницы время будто остановилось на тех событиях: Нина Александровна до сих пор подробно пересказывает диалоги, восстанавливает цепочки событий, бурно спорит со своими заочными оппонентами - идеологами перестройки, многих из которых уже нет. У Нины Александровны та же причёска, что и на фотографиях 88-го года, такой же костюм, как и на фотографиях разных лет. Из украшений - простая брошь, которую можно заметить и на снимках 10-летней давности.
- Вы довольны эффектом, который произвело ваше обращение?
Если бы возможно было вернуться в то время, я бы поступила точно так же. Я ни о чём не жалею. Своим принципам, марксистско-ленинским, о которых я писала 25 лет назад, я остаюсь верна и по сей день.
В тот момент было желание выразить свои опасения насчёт проводимого Горбачёвым курса.
На сессии ООН в 1987 году Горбачёв предложил интерпретировать СССР как Союз Советских Суверенных Республик. Он избавился от главного слова - «социалистических», ведь Советы могут быть как социалистическими, так и буржуазными. На Пленуме ЦК КПСС летом 1987 г. Горбачёв сказал, что задачей перестройки является «…выкорчевать старое дерево, распахать землю, засеять семена и плоды получить…». Выразился предельно ясно. Я поняла, что Горбачёв поставил задачу выкорчевать социализм. История подтвердила мои опасения.
Реакцией общества на публикацию моей статьи я довольна. Это письмо разделило общество на два лагеря - сторонников сохранения социализма и тех, кто решил уничтожить всё, что связано с советским периодом. 23 и 24 марта 1988 года по инициативе Александра Яковлева (секретарь ЦК КПСС - прим. редакции) было собрано Политбюро, в повестке которого был всего один вопрос - статья Н. Андреевой. На нём Горбачёв в течение двух дней методом «выкручивания рук» заставил всех персонально отмежеваться от положений статьи «Не могу поступаться принципами». 5 апреля 1988 года в «Правде» была напечатана разгромная статья А. Яковлева «Принципы перестройки: революционность мышления и действия».
Фото: АиФ/ Ирина Саттарова
Нина Александровна отвлекается на звонок по скайпу: нужно переговорить с руководителем одного из отделений партии. На столе у Нины Андреевой - ноутбук, к нему подключены наушники. Политик сетует: к сожалению, на техническое оснащение средств хватает далеко не у всех членов партии. Например, одной из молодых сторонниц, работнику партийной редакции, приходится спорить за компьютер с матерью. В семье дело доходит до скандалов, но купить новую технику для своей сотрудницы партия не в силах, вздыхает Андреева. Большинство сторонников партии - пенсионеры. Это в Санкт-Петербурге, Москве пенсии более-менее существенные, а в регионах - по 4 тыс. рублей, рассказывает лидер большевиков.
- А в вашей жизни что изменилось после этого обращения?
Началась травля. Многие организации по указанию ЦК КПСС направили в СМИ «разгромные отклики» на мою статью. В институте меня отлучили от занятий со студентами по приказу ректора вуза. На моё имя в ЛТИ приходили письма с угрозами. На улице знакомые со мной «перестройщики» оскорбляли меня или ругались.
Травили не только меня, но и моего мужа. Ему организовали 2 инфаркта. В феврале 1989 года я взяла отпуск «без сохранения содержания», который длился до достижения мною пенсионного возраста. Мой муж тоже был лишён работы. Более двух лет мы жили без средств к существованию, тратя те деньги, что были припасены на Сберкнижке «на чёрный день».
Эта травля закалила меня для будущей борьбы с контрреволюцией-«перестройкой». В мае 1989-го года мы создали общество «Единство - за ленинизм и коммунистические идеалы», на базе которого 8 ноября 1991 года была создана Всесоюзная Коммунистическая партия Большевиков.
Отметим, письмо Нины Андреевой стало одним из немногих примеров в истории мировой прессы, когда обращение рядового читателя получило ответ от высшего руководства страны и подняло широкую общественную дискуссию. Письмо Андреевой было перепечатано 800 изданиями.
Какое-то время вас считали претендентом на пост главы государства. После развала СССР вы возглавили компартию, в которую вошли «рафинированные», убеждённые сторонники марксистско-ленинских принципов. Вы, по сути, возглавили одну из немногих партий, которая имела чёткую идеологическую платформу. Почему не удалось прийти к власти?
Я никогда не ставила перед собой цель прийти к власти. Были люди моих убеждений более высокого политического уровня, чем я. Просто события начали развиваться очень негативно. 91-й год. ГКЧП взял на себя ответственность отказаться от перестройки. Но люди, которые вошли в него, оказались очень слабыми.
Мы наблюдали, как у Янаева, председателя ГКЧП , во время телепередачи трясутся руки. Никто из ГКЧПистов не нашёл в себе сил взять на себя ответственность за жизнь страны. Они наивно ездили в Форос, где их не принимал Горби. Он, как хитрый и подлый враг, не хотел ни с кем общаться. Не нашлось лидера, который был бы при власти и хотел бы вернуть страну к социализму. А кто такая был Нина Андреева на тот момент?
Нина Александровна призналась: сторонники предлагали ей выдвинуть свою кандидатуру на президентский пост и в ходе последней избирательной кампании, но из-за финансовых проблем от этой идеи пришлось отказаться.
- Вы считаете, тогда ещё можно было спасти СССР?
Горбачёв был человеком небольшого ума. Впоследствии он писал, что во всём ему помогала его жена, которая толкала его вверх по партийной лестнице. Как он сказал в своей лекции в американско-турецком университете, задача была у них - уничтожить коммунизм.
В конце 80-х можно было предотвратить развал СССР. Но в верхнем эшелоне КПСС оказалось слишком много карьеристов, приспособленцев и обывателей по духу, да ещё и «обиженных советской властью».
Сталин был очень скромным в жизни. А у той партийной номенклатуры горбачёвского периода этого качества не было. В период 70-х - начала 80-х мне пришлось бывать в Смольном. И там меня возмущало поведение этих «мальчиков» - ленинградских «комсомольских вождей». Я увидела их высокомерную позу, презрение во взгляде ко всем, кто ниже их рангом. «Господи, к чему же мы их готовим? Как же они будут вести себя в партии?» - думала тогда я. Время показало - эти комсомольцы и стали уничтожителями социализма и лидерами «нового времени».
В октябре 1993-го года тоже была возможность отстранить Ельцина от власти. Москва бурлила гневом недовольных политикой Ельцина, но перестроечную контрреволюцию спас Зюганов. 2 октября он по Центральному ТВ обратился к народу с просьбой не принимать участия в «событиях, стычках». Так Зюганов спас Ельцина и контрреволюцию.
Фото: АиФ/ Ирина Саттарова
Нина Андреева, как и её кумир Иосиф Сталин, тоже отличается бытовой скромностью. Впрочем, даже если Нине Александровне и захотелось бы «пошиковать», возможностей пост-перестроечное государство дало ей немного. Вскользь в разговоре упомянула Нина Александровна, кандидат наук и бывший преподаватель вуза, размер своей пенсии - 10 тыс. рублей.
О современной политике
Почему, на ваш взгляд, многие руководители и политики, работавшие в компартии и состоявшие в рядах КПСС в 80-е годы, после распада Союза остались во власти, а теперь и вовсе вступили в «Единую Россию»?
В последние годы своего существования КПСС переродилась из партии, защищающей интересы рабочего класса, в партию обывателей, карьеристов и приспособленцев. Одиозная «Единая Россия» чуть ли не на 90 % состоит из бывших членов КПСС и как «партия при президенте» не пользуется уважением в обществе.
- Идеология КПРФ близка вам? Если да, то к чему альтернативная коммунистическая партия?
Зюганов в бытность СССР был замом заведующего идеологическим отделом ЦК КПСС, руководимым А. Яковлевым. КПРФ была создана в феврале 1993 года после снятия запрета на коммунистическую деятельность. Известно, что ещё в 1991 году Зюганов согласовывал с Ельциным вопрос создания «неэкстремистской партии социалистической направленности», на что и получил одобрение. КПРФ - социал-демократическая партия по сути, но коммунистическая только по названию, как и задумывалось.
Наверху знали, что растёт число сторонников нашей партии. Мы на Всесоюзной конференции Большевистской платформы в КПСС летом 1991 г. приняли решение о «привлечении М. Горбачёва и его окружения к партийной ответственности за развал КПСС, Советского государства, за предательство дела Ленина, Октября, международного коммунистического и рабочего движения». И ещё несколько пунктов в том же духе. Это должен был сделать Чрезвычайный XXIX съезд КПСС, намечавшийся на осень 1991 г. Так что Зюганов, просивший разрешения у Ельцина на создание своей партии, спасал и свою шкуру. Создание КПРФ достигло поставленной Ельциным цели: коммунистическое движение было ослаблено, новая «компартия» вобрала в себя «законопослушную пехоту» КПСС.
В своём письме вы говорили о необходимости соблюдать принципы. Как вы считаете, современные политики приниципиальны?
Вряд ли следует говорить о приниципальности тех, кто в основу всего ставит деньги, личную власть и благополучие.
- Вы поддерживаете Владимира Путина?
Это зависит от конкретного вопроса. Мы поддерживаем Путина в вопросе объединения бывших союзных республик - например, в вопросе расширения Таможенного союза. Но мы категорически против проводимой им политики «десталинизации». «Десталинизация» тем более позорна, что олигархи получают баснословную прибыль на заводах, построенных в периоды сталинских пятилеток. Они наживаются на продаже наших природных ресурсов, разведанных в сталинский период жизни страны.
Путин и Сталин. Сталин был принципиальный политик. Он очень жёстко держался своей линии: он знал, что нужно стране. А Путин? Путин занимается демагогией. Начинает за здравие, а кончает за упокой. В конце февраля была коллегия Министерства обороны. Путин сказал: «Ревизий ранее принятых решений быть не должно». Что это значит? Военная реформа практически полностью провалилась, показала свою несостоятельность, а он заявляет, что «мы выходим на тот этап, когда нужна тонкая шлифовка». Что он собирается шлифовать? Гнилое дерево?
Фото: АиФ/ Ирина Саттарова
Нина Александровна цитирует Путина по газете «Советская Россия». Это издание для Андреевой до сих пор - самое авторитетное. «Потому что они не врут», - объяснила политик.
Наша партия не голосует на выборах президента. Мы будем голосовать, если увидим принципиальную разницу в позициях претендентов. К примеру, если один из кандидатов будет истый проамериканец или фашист, мы будем голосовать, чтобы не допустить его вхождения во власть.
- Вы поддерживаете современное протестное движение?
Мы не поддерживаем либеральные движения, поскольку их целью, как мне представляется, является замена Путина более проамерикански настроенным лидером. «Партия дела» - например, М. Прохоров - выражает интересы национальной буржуазии, но массовых протестных акций пока не устраивала (видимо, речь идёт о партии «Правое дело», которую возглавлял Прохоров в 2011-м году - прим. ред). Социалистически ориентированное протестное движение Рот-Фронт ставит своей основной целью пройти в парламент через выборы.
Если бы вы сейчас писали обращение ко всей стране, то в каком издании вы бы его разместили и о чём было бы ваше обращение?
Моё сегодняшнее обращение было бы посвящено вопросу возрождения социализма и СССР как многонациональной единой семьи равноправных народов бывших союзных республик.
О событиях, разыгравшихся вокруг письма Нины Андреевой «Не могу поступаться принципами», опубликованного 13 марта 1988 года в газете «Советская Россия», известно, наверное, всем у нас в стране и многим за рубежом. Письмо было квалифицировано как «манифест антиперестроечных сил», а имя его автора - преподавательницы ленинградского вуза - превратили в синоним «врага перестройки». Но, уверен, если сегодня поинтересоваться у десяти прохожих на улице, помнят ли они, что было написано в той статье, девять ответят отрицательно. А возможно, и все десять. Однако о самой Нине Андреевой слышал каждый.
Это и есть феномен манипуляции массовым сознанием: люди не знают сути дела, но в общество внедрен устойчивый стереотип, некий опознавательный знак, при помощи которого без всяких объяснений, разъяснений и аргументов можно наклеивать ярлыки оппонентам.
И еще: многие слышали, что имя Нины Андреевой каким-то образом связано с именем Лигачева. Каким именно образом - на этот вопрос никто ответить не в состоянии. Но связано - и все!
А как же обстояло дело в действительности? Что же скрывалось за невероятно шумной пропагандистской «антиандреевской» кампанией, какие политические цели она преследовала и кто за ней стоял? Пришло время поведать и о событиях, происходивших в связи с письмом Нины Андреевой в высшем политическом руководстве.
Как и все читатели, я впервые познакомился со статьей «Не могу поступаться принципами» лишь тогда, когда она была опубликована на страницах газеты «Советская Россия». Из предыдущего моего рассказа читателям понятна моя позиция по отношению к очернительству истории. Я открыто заявил ее и на февральском Пленуме ЦК КПСС 1988 года, что вызвало одобрение членов Центрального Комитета, а после публикации доклада в газетах усилило поток писем, осуждавших деструктивные действия радикальной прессы, без оглядки чернившей наше прошлое. Общественное мнение и в партии, и в стране явно склонялось в эту сторону. И я намеревался удвоить, утроить усилия для того, чтобы выровнять «историческую линию», чтобы от огульного охаивания перейти к серьезному анализу ошибок и достижений.
Готовясь к дальнейшим выступлениям на эту тему, я внимательно знакомился с почтой ЦК КПСС, а также попросил подготовить подборку интересующих меня писем, поступавших в газеты. В этой подборке были и отклики, полученные «Советской Россией». Потом в некоторых публикациях утверждалось, будто бы письмо Нины Андреевой поступило непосредственно на мое имя, а я, мол, направил его главному редактору «Советской России» В.В.Чикину с указанием напечатать. Это совершенно не соответствует истине.
Кстати говоря, позднее, в процессе разбирательства, о котором еще пойдет речь, обнаружилось, что Андреева направила свое письмо в редакцию сразу трех газет - «Правды», «Советской России» и «Советской культуры».
Любопытно проследить и за тем, как развивались события после опубликования письма.
На совещании редакторов, которое я проводил 14 или 15 марта, речь шла о многих вопросах, в частности об участии прессы в, так сказать, пропагандистском обеспечении решения экономических проблем, в том числе сельскохозяйственных. Вообще такие совещания планировались заранее, и отделы ЦК к ним готовились, изучая публикации, чтобы разговор шел предметный. Так было и в тот раз: совещание отнюдь не носило экстренного характера, о нем было известно еще на предыдущей неделе, то есть до публикации статьи Андреевой.
Естественно, когда были исчерпаны запланированные темы, я затронул тот вопрос, который поднимал, выступая в Электростали, а также в докладе на Пленуме ЦК, - вопрос об отношении к историческому прошлому. В этом вопросе преломлялись разногласия, возникшие в руководящем ядре страны.
Развивая мысль своего доклада на Пленуме, я посоветовал редакторам прочитать совсем свежую, вчерашнюю статью «Не могу поступаться принципами», опубликованную в «Советской России». В этой статье привлекло именно то, что меня особенно интересовало в те дни и о чем я сказал выше, - неприятие сплошного очернительства, безоглядного охаивания прошлого. В ту пору многие отмечали: статья Н.Андреевой - ее реакция на мутный поток антиисторических, антисоветских материалов в нашей прессе. Убежден, что так и было.
Кстати говоря, позднее, в ответе Нине Андреевой, который опубликовала 5 апреля газета «Правда», говорилось, что в ее статье есть и справедливые моменты. Что же, каждый, видимо, вправе придавать значение именно тому, что его больше интересует: я обратил внимание на эти справедливые моменты, а А.Н.Яковлев, который возглавлял подготовку ответа в «Правде», сделал акцент на другом. Разница лишь в том, что я открыто высказал свои соображения, а Яковлев укрылся за анонимной редакционной статьей, в которой письмо в целом было объявлено манифестом «антиперестроечных сил».
С точки зрения наших личностных различий, это, кстати, весьма характерно.
Да, на том совещании редакторов я действительно упомянул о письме Андреевой и не усматриваю здесь ничего зазорного. Речь шла об отношении к истории - о той теме, которая в тот момент была на острие полемики. Никаких указаний перепечатать статью не давал.
Но, как говорится, «искали» не Нину Андрееву.
«Искали» Лигачева.
События начались вовсе не сразу после возвращения из-за границы Горбачева и Яковлева. Видимо, необходимо было какое-то время, чтобы осмыслить сложившуюся ситуацию, наметить план действий.
Обстановка на тот момент складывалась противоречивая, неоднозначная. Между мной и Горбачевым безусловно пролегла трещина. Но в то же время я оставался вторым секретарем ЦК, и Михаил Сергеевич выступил за то, чтобы поручить мне доклад на Пленуме. Более того, на Пленуме мою линию поддержали, мои позиции усилились. А впереди - совсем рядом, близко, летом! - маячила XIX партконференция. Нетрудно было предположить, что я вновь на ней буду отстаивать ленинский взгляд на историю и критиковать праворадикальные средства массовой информации.
В это время начались новые, конечно, продуманные и спланированные акции. Впервые стали активно распространяться слухи о каком-то «заговоре», якобы готовившемся в отсутствие Горбачева. Причем эти слухи напрямую связывали с «манифестом» Нины Андреевой, с теми, кто ее поддерживал. Не просто слухи, но и появились публикации в печати. Кроме того, радикальная пресса тогда же пустила в оборот тезис о нарастающем сопротивлении перестройке со стороны консерваторов. Даже стали наклеивать ярлыки «врагов перестройки».
Все это, разумеется, было надуманным, искусственным, более того - ложным. «Заговора» никакого не было, а так называемые консерваторы в действительности являлись истинными сторонниками перестройки, стремившимися не допустить ее скатывания в пагубную западню радикализма. Что же касается тезиса о «нарастании сопротивления перестройке», то о нем интересно сказать особо.
Он не подтверждался ничем, кроме эмоциональных пассажей в средствах массовой информации. На этот счет потом даже провели специальное исследование общественного мнения и газетно-журнальных публикаций, а в результате был сделан вывод, причем весьма аргументированный, о голословности коварного тезиса. В моем архиве сохранился документ об исследовании общественного мнения по этому вопросу, и небезынтересно привести из него несколько примеров.
14 апреля 1988 года «Правда» писала: «Надо сказать, что противники перестройки не только ждут того момента, когда она захлебнется… Сейчас они смелеют, поднимают головы». 18 апреля снова «Правда» указывала:
«Развернутая программа открытых и скрытых противников перестройки, призывы к мобилизации консервативных сил…» А «Советская культура» 16 апреля брала еще круче: «Не настала ли пора снять кавычки и назвать по именам тех, кто в преддверии XIX Всесоюзной партконференции тщится объединить силы на борьбу против идей XXVII съезда партии, этапных Пленумов ее ЦК? Оправившись от шока первых послеапрельских лет, адепты концепции „твердой руки“ пытаются… посеять в наших рядах неуверенность».
Как видите, ни одного факта, ни единого конкретного аргумента. Но зато какой стиль! Вполне в духе тридцать седьмого года, когда «явные и скрытые враги народа поднимали головы, смелели, тщились и сеяли неуверенность».
И еще очень забавно было читать, как радикалы бросились защищать идеи XXVII съезда. Вскоре эти же самые радикалы вышли из КПСС, нападали на коммунистов, обвиняя во всех смертных грехах именно тех, кто и раньше и потом отстаивал идеи XXVII съезда, проложившего курс перестройке. Действительно, идеологические перевертыши! Политические прихвостни!
Между прочим, тон и стиль каждодневно муссировавшегося тезиса о «нарастании сопротивления перестройке» и ее «врагах» был задан статьей в «Правде» от 5 апреля 1988 года, к которой приложил руку Яковлев.
Начались они с того, что внезапно было созвано незапланированное заседание Политбюро. На это заседание был вынесен один-единственный вопрос: обсуждение письма Нины Андреевой.
Здесь я должен отметить, что заседания Политбюро всегда проходили у нас в раскованном стиле. Шел непринужденный обмен мнениями, и даже в случаях разногласий общая атмосфера не нарушалась, оставалась демократичной, свободной. Мы действительно обсуждали вопросы, а не «выносили решения» под диктовку Генерального секретаря. Однако в тот раз все было иначе. Обстановка установилась очень напряженная, нервная, я бы даже сказал, гнетущая.
Дело еще и в том, что некоторые члены Политбюро и секретари ЦК, обмениваясь мнениями перед заседанием, весьма позитивно оценивали статью Нины Андреевой - именно в плане диалектического отношения к истории. К тому же ее письмо ведь было помещено в газете под рубрикой «Полемика», а это значит, выражало всего лишь один из возможных подходов, не носило категоричного, установочного характера. Поэтому мнения о нем высказывались такого рода: хорошо, что на фоне всеобщего очернительства прозвучал и другой голос, это проявление гласности, демократизма.
С таким настроением и начали обсуждение. Однако сразу же стало ясно, что впервые за все годы перестройки на заседании Политбюро вдруг возобладал не рассудительный, а совсем другой - расправный стиль. Тон задал Яковлев, который в крайне резких выражениях обрушился на письмо Нины Андреевой и газету «Советская Россия». Здесь-то и были пущены в ход обороты: «манифест антиперестроечных сил», «сопротивление перестройке», «силы торможения» - в общем, весь тот набор ярлыков, которыми затем принялась манипулировать антисоветская пресса. Яковлеву вторил Медведев. Они хотели навязать всему Политбюро свое мнение. А оно состояло в следующем: статья Андреевой - не рядовое выступление, речь идет о рецидиве сталинизма, о главной угрозе перестройке. Тот факт, что опубликована статья была под рубрикой «Полемика», они полностью игнорировали. А ведь сколько раз: они же призывали к плюрализму, дискуссиям!
Стало ясно, что на уровне высшего партийного руководства предпринята попытка увести перестройку от реальной опасности поднявшего голову национал-сепаратизма. А помимо этого, выдвинута задача найти крупную политическую фигуру, которая якобы стоит за спиной Нины Андреевой и направляет, координирует действия «врагов перестройки», задумавших «заговор», «переворот» или еще что угодно.
И ищут не кого-нибудь - ищут именно Лигачева.
Андрееву хотят превратить в жупел сталинщины, затем пристегнуть к ней Лигачева и объявить его главным сторонником возврата к временам культа личности. Яковлев настойчиво, целеустремленно поворачивал разговор на Политбюро в эту сторону, не отваживаясь на последний решающий шаг - назвать мою фамилию. Но всячески подталкивал, побуждал к этому других, как говорится, наводил на мысль.
Когда вспоминаю то заседание ПБ, мне и сегодня становится не по себе. Нет, не чувство страха или растерянности испытывал я тогда. Совесть моя была чиста, и я был готов к тому, чтобы в случае необходимости решительно защитить свое имя. Но сильно угнетали сама атмосфера, те методы, какие были пущены в ход. Поневоле вспоминалось заседание бюро ЦК ВЛКСМ, когда в 1949 году меня обвинили в «троцкизме», и в стиле Яковлева я находил немало общего с тогдашними расправными настроениями, действиями. «Охота на ведьм»!
Увы, столь беззастенчивая тактика типична для Яковлева. В те годы, когда он возглавлял отдел агитации и пропаганды ЦК КПСС, Яковлев, не зная устали, прославлял марксизм-ленинизм и социализм, буквально предавая анафеме капитализм. О его былой непримиримости и категоричности в борьбе с буржуазной идеологией свидетельствуют многие прежние статьи. Он, в частности, писал, что борьба с буржуазной идеологией во всех «ее даже внешне привлекательных проявлениях не допускает компромисса. Никаких уступок…».
А с каким гневом обрушивался Яковлев именно на те идеи, какие позднее горячо отстаивали он сам и Горбачев! В свое время он писал: «Сегодня приходится часто встречаться с активными попытками ревизионистов объявить марксистский классовый подход к социальным явлениям односторонним, „дополнить“ или заменить его абстрактным, „общечеловеческим“… Абстрактная неклассовая постановка вопросов о социализме, демократии, гуманности, свободе выражает в сущности интересы буржуазии… Опыт убедительно свидетельствует, что именно последовательная классово-пролетарская позиция - и лишь она - несет в себе прогрессивное содержание, наполнена созидательным смыслом».
Вот так в недавнем прошлом писал нынешний идеолог приоритета общечеловеческих ценностей, как говорится, вывернувшийся наизнанку. Конечно, я не исключаю того, что с годами взгляды (но не принципы, не мировоззрение) политиков могут меняться. Однако, во-первых, необходимо честно и прямо сказать о своих былых заблуждениях, а не делать вид, будто их вовсе не было. А во-вторых… Потому-то я и вспоминаю здесь некоторые из былых яковлевских идеологических пассажей, что на том памятном для меня заседании Политбюро Яковлев гневно громил Нину Андрееву именно за те мысли, которые в прошлом отстаивал сам. Вот в чем дело!
Да, на том заседании Политбюро шла «охота на ведьм», это несомненно!
Однако другие члены Политбюро и секретари ЦК, за исключением Медведева, не шли на поводу у Яковлева. Хотя повестка дня была сформулирована четко и состояла всего из одного вопроса - о статье в «Советской России», разговор выливался в широкое обсуждение всех проблем перестройки. Некоторые выступавшие предпочитали вообще не касаться письма Андреевой. Нет, в целом это, конечно же, не был рецидив 1937 года - это были совсем другие времена и другие люди. Как ни старался Яковлев, его замысел повис в воздухе: члены Политбюро не желали принимать участия в недостойной игре и не поддержали его стремления искать «врага» в составе высшего эшелона власти.
Да, пришли другие времена и другие люди! Но настоящая трагедия перестройки заключается в том, что в политическом руководстве временно взяли верх именно те немногие, кто под новыми лозунгами действовал старыми методами. Видимо, потому-то и удалось им овладеть положением, что наше общество, доверчиво открывшееся навстречу переменам, в то время еще не выработало иммунитета против прежних изощренных приемов политической игры.
И здесь я, разумеется, обязан сказать о позиции, какую занял на том заседании Политбюро Горбачев.
В обсуждении статьи Нины Андреевой он, я бы сказал, однозначно выступил на стороне Яковлева, выражая недовольство по отношению к тем членам Политбюро, которые высказывались более примирительно. Здесь нет нужды называть фамилии, но скажу, что несколько участников заседания по ходу обсуждения были вынуждены изменить свою точку зрения - под тем предлогом, что вначале, мол, недостаточно внимательно прочитали письмо Андреевой. А вчитавшись снова и снова, действительно обнаружили, что в нем есть нечто противостоящее перестройке.
Фамилии не называю потому, что в связи с той решающей схваткой, какая развернулась на Политбюро, политики вынуждены были идти на компромиссы. Это неизбежно. Не поддержав главный замысел - найти крупную политическую фигуру, якобы ответственную за угрозу перестройке, - приходилось жертвовать своей позицией по отношению к письму Андреевой. Это не было беспринципностью, это был трезвый расчет. Важно, чтобы обсуждение письма Андреевой не вылилось в столкновение «стенка на стенку». Это заботило больше всего. Нужна была политическая мудрость, чтобы сбить истинный прицел затеянной на Политбюро игры и не допустить нового варианта «антипартийной группы» 1957 года.
Итак, Горбачев буквально «ломал» тех, кто недостаточно четко, по его мнению, осуждал письмо Нины Андреевой. Однако что касается главного замысла Яковлева, то здесь Генеральный секретарь как бы дистанцировался от него. Не знаю, поступал Горбачев искренне или же то были просто осторожность, нежелание активно проявить себя в экстремистской затее. Но факт остается фактом: в поисках «врага» среди членов высшего политического руководства он не стал принимать участия.
Без такой поддержки Яковлев выиграть не мог, но зато полностью раскрыл свои намерения.
Между прочим, то необычное заседание Политбюро длилось не один день, а два дня, причем по 6-7 часов ежедневно. Нетрудно представить накал подспудно бушевавших на нем страстей.
И еще одно важное замечание хотелось бы мне сделать, прежде чем перейти к рассказу о последствиях того обсуждения. Дело в том, что за все годы перестройки то был единственный случай, когда на заседании Политбюро обсуждалась статья, опубликованная в прессе. Всем хорошо известно, сколько в средствах массовой информации в тот период было яростных антисоветских, антисоциалистических статей. Но ни одна из них не вызвала какой бы то ни было реакции со стороны Яковлева, Медведева и самого Горбачева - гласность, плюрализм мнений! Но стоило появиться полемической статье в защиту социалистических идеалов - пусть с перехлестами, - как против нее в прессе была поднята буквально буря. Нет, статью Андреевой не обсуждали и не критиковали, что было бы вполне нормально, - ее казнили, ее растерзали, из нее сделали жупел, «манифест» и затем широко использовали в борьбе с теми, кто противостоял разрушительной радикальной антисоветской идее.
Как это понимать?
Что это за «двойной стандарт» мышления? Применительно к антисоветским публикациям неизменно срабатывал принцип плюрализма, а в значительной мере просоветская статья была подвергнута яростной травле - откуда этот «двойной стандарт» в политике?
Впрочем, одно ясно уже сегодня. Были сдвинуты политические акценты, главной опасностью для перестройки был объявлен консерватизм, а антикоммунизму, сепаратизму и национализму была открыта широкая дорога. Снова хочу повторить: если бы в 1988-1989 годах была верно определена главная опасность перестройке - нарастающий сепаратизм и национализм, стране удалось бы избежать кровавых конфликтов и потрясений.
А что касается «охоты на ведьм», то она носила прямо-таки детективный, следственный характер. На следующее же утро после заседания Политбюро в редакцию газеты «Советская Россия» внезапно нагрянула из ЦК КПСС комиссия, которая принялась изучать подлинник письма Нины Андреевой, всю технологию его подготовки к печати, тщательно допрашивала на этот счет сотрудников редакции. Кстати, само появление комиссии было обставлено в «лучших» традициях прошлого. Главному редактору позвонили из ЦК, предупредив о намерении направить в редакцию проверяющих. Но едва он успел положить трубку телефона, как эти проверяющие уже вошли к нему в кабинет. Оказывается, они уже ждали в приемной. Этот «классический» прием преследовал цель не дать «замести следы», как говорится, «схватить с поличным». Однако «заметать» и «хватать» было нечего. Никаких моих резолюций - а искали именно их! - на письме Нины Андреевой не было и быть не могло. Проверяющие вернулись ни с чем.
Вообще вся история с публикацией письма Нины Андреевой имеет один весьма немаловажный для всего нашего общества аспект, на который я хочу обратить особое внимание. Эта история показала, что под прикрытием «красивых» лозунгов правые радикалы готовы на любые ущемления демократии, более того, на использование самых тоталитарных, антидемократических методов. Один из примеров этого я привел. Но были и другие.
Как уже говорилось, письмо Андреевой было опубликовано под рубрикой «Полемика», и в редакцию «Советской России» поступило много откликов. Были, конечно, письма, осуждавшие Андрееву, однако было много, очень много писем в ее поддержку.
Как бы ни относиться к статье Андреевой, но провозглашенные перестройкой принципы гласности и плюрализма обязывали представить всю палитру читательских мнений. Но ничего подобного не произошло. «Советской России» категорически запретили публиковать письма в поддержку Андреевой, заставив дать почти только осуждающую почту. Более того, одобрительные письма были у редакции изъяты. Таким образом, от общественности грубо скрыли истинную картину читательского мнения, вопреки истине принялись навязывать мысль о единодушном осуждении статьи.
Какая же это гласность? Какой же это плюрализм? Под «красивыми» лозунгами набирала силу опасная тенденция узурпировать, монополизировать общественное мнение.
Вопрос тут, повторяю, далеко перерастает рамки статьи Андреевой. Что же это за «демократы», если они готовы попирать главный принцип свободы слова?
Замечу, что оттиск так называемой редакционной статьи в очередном номере «Правды» накануне был разослан членам Политбюро для ознакомления. Причем разослан поздно (я, например, получил в шесть вечера), так что прочитать, толком подумать, тем более обсудить уже было некогда. Да этого, убежден, не предусматривалось. Иначе отчего такая спешка?
Между прочим, по поводу этой «редакционной» статьи главный редактор газеты В.Г.Афанасьев с горечью как-то сказал мне: «Выкрутили руки, заставили поставить статью в номер, сроду не прощу себе этого».
Еще до публикации газетой «Правда» редакционной статьи, резко осудившей письмо Нины Андреевой, возводившей его в ранг «манифеста антиперестроечных сил», меня пригласил к себе Горбачев. Запомнилось, что было это часов в двенадцать. И еще осталось в памяти следующее: в тот раз Михаил Сергеевич начал разговор почти сразу же после того, как я вошел в кабинет. Не дожидаясь, пока подойду к его столу, он сказал:
Ну, Егор, должен тебе сказать, что я занимался вопросом публикации статьи Андреевой, долго разговаривал с Чикиным. Он мне все объяснил, рассказал, как все было. Ты действительно не имел к этой публикации никакого отношения!
Сложные, противоречивые чувства испытал я в тот момент. С одной стороны, было, конечно, приятно, что подозрения рассеялись и попытка Яковлева официально «привязать» меня к «антиперестроечному манифесту», создать в моем лице «антиперестроечную фигуру» потерпела полный крах. Но, с другой стороны, мне было не по себе: как же мы можем работать, не доверяя друг другу?
Если все это оказалось возможным на самом высшем уровне политического руководства, по отношению ко второму лицу в партии, то что же тогда говорить о рядовых людях, вставших на пути радикалов, антисоветчиков? Представляю, сколько пережила Н.А.Андреева. Однажды в ЦК на совещании руководителей средств массовой информации писатель В.В.Карпов, обращаясь к Михаилу Сергеевичу, задал вопрос: «Когда же прекратится травля Нины Андреевой? Что, она не имеет права на свое мнение? Поймите, ведь она к тому же женщина».
Вопрос остался без ответа. А сколько таких же вопросов содержалось в письмах, которые поступали в ЦК, редакции газет? Они тоже оставались без ответа.
А сколько предвзятостей, голословных нападок было в адрес главного редактора газеты «Советская Россия» В.В.Чикина, настоящего коммуниста, борца-патриота «осмелившегося» поместить мнение преподавательницы из Ленинграда! Между прочим, когда пытались закрыть эту газету, на защиту «Советской России», ее главного редактора поднялись тысячи читателей, россиян. И отстояли свою газету. О чем это говорит? О высоком доверии. Что может быть превыше доверия?
Да, история вокруг письма Нины Андреевой убедительно свидетельствовала о том, что инициаторы той кампании при надобности были готовы прибегнуть и к репрессивным методам. В тогу демократов рядились «призраки прошлого».
А потом была редакционная статья в «Правде». За ней последовала настоящая травля так называемых антиперестроечных сил. В широких масштабах развернулась «охота на ведьм». То, что не посмели сделать на заседании Политбюро Яковлев и Медведев - назвать мою фамилию, с легкостью, пуская в оборот самые невероятные слухи, домыслы и сплетни, делала пресса.
«Прорабы перестройки» без зазрения совести, не обращая внимания на отсутствие фактов, принялись клеймить «консерваторов», стоявших, мол, за спиной Нины Андреевой. Все их речи поразительно напоминали тезисы Яковлева, которые он высказал на заседании Политбюро, создавалось даже впечатление, что «прорабов» попросту проинструктировали. Они-то не знали, что говорил Яковлев. А я слышал своими ушами и понимал, что многие участники кампании против Андреевой просто не осознают, какая примитивная роль им отведена, что они невольно вовлечены в исполнение коварного и грязного замысла.
