В характере матери Родиона Раскольникова есть нечто такое, что приводит к мучениям окружающих ее людей. Отец Раскольникова умер, когда тот был еще ребенком. Похоже, что жалованье отца было небольшим, наследства он не оставил. Доход Пульхерии Александровны составляется из небольшой пенсии (сто двадцать рублей в год) и двадцати рублей, которые она прирабатывает вязанием. Тем не менее, она умудряется посылать деньги своему единственному сыну Родиону в Петербург, где тот учится в университете. А без окончания университета в то время было невозможно получить хоть сколько-нибудь приличную должность. Дуня, младшая сестра Родиона, получив деньги вперед, служит гувернанткой у помещицы Марфы Петровны и тоже посылает деньги Родиону. Материальные дела матери и дочери становятся все хуже, и хотя Дуня отдает себе отчет в том, что расчетливый делец Лужин — человек недостойный, она решается выйти замуж за этого не первой молодости человека.
Все эти обстоятельства становятся известны читателю уже в начале романа из письма Пульхерии Александровны, адресованного Родиону. Письмо это длинно, лишено абзацев, написано убористо, «мелко-намелко», и напоминает какую-то клейкую массу. Перед тем как распечатать его (а писем от матери он не получал уже давно) Раскольников, как отмечает Достоевский, испытывает колебания и даже какой-то страх. «Он медлил; он даже как будто боялся чего-то». И это действительно так.
По мере чтения письма с подробнейшим изложением пустячных фактов перед нашими глазами отчетливо вырисовываются и свойства натуры матери, и характер их отношений с сыном. В этих отношениях присутствует какая-то невысказанная тяжесть, которая еще до прочтения письма наваливается на Раскольникова и заставляет его задумываться о вещах намного более мрачных, чем те факты, что изложены в самом письме.
Возникает неприятное ощущение того, что мать и сын соблюдают дистанцию в отношениях, и в то же самое время до мелочей понимают друг друга. Они не говорят друг другу того, что хотят в действительности сказать, за словами друг друга они чувствуют то, что не высказано — то, о чем они не хотят говорить.
Пульхерия Александровна («Преступление и наказание») в подробностях расписывает те лишения, которые она и Дуня претерпевают для того, чтобы посылать деньги для обучения Родиона. Она тщательно описывает, как и сколько им удалось наскрести денег. Рассказывая о своем трудном положении, она вместе с тем не приглашает Родиона к соучастию, повторяя, что все это не имеет никакого значения и не следует принимать ее обстоятельства близко к сердцу. Она должна бы знать, что ее рассказы заставят Родиона мучиться, она хочет, чтобы он был добрым сыном и разделял бы мучения матери и сестры, но в письме она запрещает Родиону делать это. За строками письма — намек на то, что сын должен помочь матери, но в самом письме она говорит, чтобы сын не смел поступать так. (Психологическим прототипом Пульхерии является, наверно, отец писателя, Михаил Достоевский.)
Жених Дуни — дурно воспитанный себялюбец Лужин, который думает только о деньгах и собственной выгоде. Пульхерия Александровна («Преступление и наказание») в достаточной степени дает понять, что жертвенное решение Дуни выйти за него замуж обусловлено лишь заботой о будущем Родиона, что самой ей, матери, он не по сердцу, она намекает, что не хотела бы, чтобы Родион был похож на Лужина. Но в то же самое время она предупреждает Родиона, чтобы он, исходя из своего прямого характера, не смел осуждать Лужина. Шепча о том, что Родион обладает прирожденным чувством справедливости, она кричит, чтобы он не смел повиноваться этому чувству.
Словом, Пульхерия Александровна взваливает на сына груз ответственности, чтобы вовлечь его в общую жизнь семьи. Высказывая свои истинные желания, она постоянно говорит о том, что он — их надежда, просит любить сестру, как она любит его. Говоря «сестра», она подразумевает и себя тоже. Таким образом, всю их семейную ситуацию она замыкает на своем «добром» сыне и не оставляет ему никакого выбора.
Если бы Пульхерия Александровна честно и прямо написала сыну о своих проблемах, это могло бы, возможно, хотя бы частично разрядить обстановку, но такой подход для нее — табу, а такие отношения между матерью и сыном мучительны. Автор письма — человек с тяжелым характером. Недаром Достоевский говорит, что письмо матери Раскольникова «измучило». Ее характер таков, что она в состоянии написать сыну только такое письмо.
Последовать запретам матери означает не выполнить ее истинных желаний. Если же поступить вопреки ее увещеваниям, то тогда следует самостоятельно искать какой-то выход, даже если он может оказаться бесперспективным.
Письмо матери понуждает Раскольникова к каким-то действиям, и он погружается в фантазии, где он убивает старуху-процентщицу и грабит ее. Это письмо обладает такой силой воздействия, что подталкивает Раскольникова к убийству.
Сразу после прочтения письма Раскольникову вспоминается вопрос Мармеладова: «Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что значит, когда уже некуда больше идти? — ибо надо, чтобы всякому человеку куда-нибудь можно было пойти...» Потом измученный Раскольников видит во сне клячу, которая пытается изо всех сил тронуть с места нагруженную телегу. В этом сне он видит и своего отца, которого знал только в детстве, но он человек никчемный и спасти бедную клячу не может.
Совершая убийство, Раскольников вырывается из каменного мешка, приготовленного для него матерью. Став убийцей, он воздвигает между собой и матерью стену. И теперь она уже не может мучить его. До самого конца он не признается ей в содеянном.
В «Эпилоге» говорится, что после того как Раскольников уже перестал посещать мать, она не расспрашивала Дуню о сыне. Она только беспрерывно перечитывала старую статью, написанную им. Но она не пыталась узнать, что с ним случилось. Она молчала и пребывала в своих фантазиях. И теперь уже она должна была безропотно нести груз, оставленный ей сыном. Не в силах справиться с молчанием и своими фантазиями, она трогается умом и умирает. Дуне приходит в голову мысль, что «мать, пожалуй, предчувствует что-нибудь ужасное в судьбе сына и боится расспрашивать, чтобы не узнать что-нибудь еще ужаснее». Мать всегда пыталась понять сына, избегая сближения с ним.
- Категория: Лучшие сочинения
Письмо матери Родиону Раскольникову явилось катализатором принятого им страшного решения. Но именно его содержимое породило мучительные страдания главного героя, во время которых он был близок к духовному прозрению.
Размышления Родиона о самопожертвовании матери и сестры показывают природное благородство его души и умение понимать поступки других. Ему совсем немного не хватило, чтобы также понять самого себя.
Достоевский блестяще продемонстрировал сознательные и подсознательные мотивации людей на примере Пульхерии Раскольниковой, которая то и дело раскрывает перед сыном ужасные вещи, в то же время всячески стараясь их скрыть. Родион прекрасно читает между строк. Когда Пульхерия пишет о замужестве Дунечки с циничным и высокомерным Лужиным, огорчение героя не знает границ: «Не бывать этому браку…». Он видит насквозь этого «делового человека», который даже к женитьбе подходит как к выгодной сделке и норовит сэкономить на пустячных вещах. Желание иметь невесту, которая должна чувствовать себя облагодетельствованной, уже изобличает в нём полнейшее ничтожество.
Родион осознаёт, насколько тяжело стареющей матери и сестре, настрадавшейся от семейства Свидригайловых и людских пересудов. Но Дуня, которая его «больше себя самой любит», обдуманно принимает предложение подлого Лужина. Ей кажется, что это оправдано заботой о матери и о брате.
Однако самого Раскольникова они не спросили, нужна ли ему такая забота. Подобным же образом, общество не просит лишать жизни одних людей во благо других. Здесь ему следовало провести параллель между добровольным самопожертвованием своих близких и убийством «плохих» для счастья «хороших». И тогда бы герой отказался от претензии быть вершителем людских судеб. Ведь когда на алтарь его счастья должны были быть принесены мама и Дунечка, Родион воспротивился этому всей душой.
Предыдущая часть:
На другой день он проснулся в своей каморке раздражительный и злой. Он с ненавистью оглядывал свою комнатушку, жалкую, со старыми жёлтыми обоями и низким потолком. Большая софа, занимавшая чуть ли не полкомнаты вся в лохмотьях, и Раскольников часто спал на ней как есть, не раздеваясь, а прикрываясь старым студенческим пальто.
Хозяйская служанка принесла ему чай и письмо от матери. Раскольников с замиранием сердца хватается за письмо, и прогоняет служанку, чтобы его прочитать, мать не писала Родиону два с лишним месяца. Письмо было большое.
"Милый мой Родя, -- так начиналось письмо.
Она пишет, как она и его сестра Дуня его любят, что он для них вся надежда и упование. Что она безмерно расстроилась, когда узнала, что он уже несколько месяцев назад оставил университет из-за отсутствия денег.
Что она посылала ему что смогла - 15 рублей, которые взяла в долг в счет пенсиона [Мать Родиона получала 10 руб. пенсиона в месяц] , но теперь, кажется, она сможет прислать больше, т.к. они с Дуней могут даже похвалится некоторой фортуной.
Дуня год назад устроилась гувернанткой к семье Свидригайловых. И взяла под зарплату вперёд 100 рублей, более для того, чтобы 60 рублей послать Родиону. При этом обманув его, что это, мол, из накопленых денег, а не взятых в долг. Через какое-то время господин Свидригайлов стал к ней приставать, вплоть до того, что сделал ей гнусное предложение, обещая разные награды и сверх того всё бросить и уехать с нею заграницу.
Дуня резко отказалась, но оставить место гувернантки не могла по причине денежного долга, и ей пришлось терпеть приставания, не говоря о них Марфе Петровне, довольно великодушной, но не очень умной женщине, жене Свидригайлова, избегая скандала и раздора в семействе. Рязвязка получилась такая: Марфа Петровна однажды нечаянно подслушала мужа, умолявшего Дунечку в саду, и всё превратно поняла, будто Дуня и была всему виной и причиной. Она кричала целый час, ничего не хотела слушать, даже ударила Дуню и велела её отвезти в город за 17 верст на простой открытой крестьянской телеге, куда побросали все её вещи и платья, да еще и дождь пошел.
"Подумай теперь, что могла я тебе написать в письме, в ответ на твое, полученное мною два месяца назад, и о чем писать? Сама я была в отчаянии; правду написать тебе не смела, потому что ты очень бы был несчастлив, огорчен и возмущен, да и что мог бы ты сделать? Пожалуй, еще себя погубить, да и Дунечка запрещала; а наполнять письмо пустяками и о чем-нибудь, тогда как в душе такое горе, я не могла."
Целый месяц по городу ходили сплетни об этой истории, и до того уж дошло, что и в церковь нельзя было ходить с Дуней от презрительных взглядов и шептаний, и даже вслух при них были разговоры. Все-то знакомые от них отстранились, перестали даже кланяться, и хозяева стали требовать, чтобы они с квартиры съехали. Всему причиной была Марфа Петровна, которая успела обвинить и загрязнить Дуню во всех домах.
Будучи болтливой она разнесла эту историю не только по городу, но и по всему уезду.
"Но тут господин Свидригайлов, видимо, одумался и раскаялся и, вероятно пожалев Дуню, представил Марфе Петровне полные и очевидные доказательства всей Дунечкиной невинности, а именно: письмо, которое Дуня еще до тех пор, когда Марфа Петровна застала их в саду, принуждена была написать и передать ему, чтоб отклонить личные объяснения и тайные свидания, на которых он настаивал, и которое, по отъезде Дунечки, осталось в руках господина Свидригайлова. В этом письме она самым пылким образом и с полным негодованием укоряла его именно за неблагородство поведения его относительно Марфы Петровны, поставляла ему на вид, что он отец и семьянин и что, наконец, как гнусно с его стороны мучить и делать несчастною и без того уже несчастную и беззащитную девушку."
Марфа Петровна "вновь убита", но вполне убедилась в невинности Дуни и на другой же день, в воскресенье, приехав прямо в собор, на коленях и со слезами молила владычицу дать ей силу перенесть это новое испытание и исполнить долг свой. Затем, прямо из собора, ни к кому не заезжая, приехала к ним, горько плакала и, в полном раскаянии, обнимала и умоляла Дуню простить ее. Затем по всем домам в городе и везде, в самых лестных для Дунечки выражениях, проливая слезы, восстановила ее невинность. Мало того, всем показывала и читала вслух письмо Дунечкино к господину Свидригайлову.
"И главное, - пишет мать Родиона. - Узнай, милый Родя, что к Дуне посватался жених и что она успела уже дать свое согласие, о чем и спешу уведомить тебя поскорее. И хотя дело это сделалось и без твоего совета, но ты, вероятно, не будешь ни на меня, ни на сестру в претензии, так как сам увидишь, из дела же, что ждать и откладывать до получения твоего ответа было бы нам невозможно."
К Дуне посватался надворный советник Петр Петрович Лужин, дальний родственник Марфы Петровны. Начал с того, что изъявил желание познакомиться, был принят, пил кофе, а на другой день прислал письмо с предложением и просил скорого и решительного ответа.
Вторую половину письма я даю без сокращения.
"Человек он деловой и занятый, и спешит теперь в Петербург, так что дорожит каждою минутой. Разумеется, мы сначала были очень поражены, так как всё это произошло слишком скоро и неожиданно. Соображали и раздумывали мы вместе весь тот день. Человек он благонадежный и обеспеченный, служит в двух местах и уже имеет свой капитал. Правда, ему уже сорок пять лет, но он довольно приятной наружности и еще может нравиться женщинам, да и вообще человек он весьма солидный и приличный, немного только угрюмый и как бы высокомерный. Но это, может быть, только так кажется с первого взгляда. Да и предупреждаю тебя, милый Родя, как увидишься с ним в Петербурге, что произойдет в очень скором времени, то не суди слишком быстро и пылко, как это и свойственно тебе, если на первый взгляд тебе что-нибудь в нем не покажется. Говорю это на случай, хотя и уверена, что он произведет на тебя впечатление приятное. Да и кроме того, чтоб обознать какого бы то ни было человека, нужно относиться к нему постепенно и осторожно, чтобы не впасть в ошибку и предубеждение, которые весьма трудно после исправить и загладить. А Петр Петрович, по крайней мере по многим признакам, человек весьма почтенный. В первый же свой визит он объявил нам, что он человек положительный, но во многом разделяет, как он сам выразился, "убеждения новейших поколений наших" и враг всех предрассудков. Многое и еще он говорил, потому что несколько как бы тщеславен и очень любит, чтоб его слушали, но ведь это почти не порок. Я, разумеется, мало поняла, но Дуня объяснила мне, что он человек хотя и небольшого образования, но умный и, кажется, добрый. Ты знаешь характер сестры твоей, Родя. Это девушка твердая, благоразумная, терпеливая и великодушная, хотя и с пылким сердцем, что я хорошо в ней изучила. Конечно, ни с ее, ни с его стороны особенной любви тут нет, но Дуня, кроме того что девушка умная, -- в то же время и существо благородное, как ангел, и за долг поставит себе составить счастье мужа, который в свою очередь стал бы заботиться о ее счастии, а в последнем мы не имеем, покамест, больших причин сомневаться, хотя и скоренько, признаться, сделалось дело. К тому же он человек очень расчетливый и, конечно, сам увидит, что его собственное супружеское счастье будет тем вернее, чем Дунечка будет за ним счастливее. А что там какие-нибудь неровности в характере, какие-нибудь старые привычки и даже некоторое несогласие в мыслях (чего и в самых счастливых супружествах обойти нельзя), то на этот счет Дунечка сама мне сказала, что она на себя надеется; что беспокоиться тут нечего и что она многое может перенести, под условием если дальнейшие отношения будут честные и справедливые. Он, например, и мне показался сначала как бы резким; но ведь это может происходить именно оттого, что он прямодушный человек, и непременно так. Например, при втором визите, уже получив согласие, в разговоре он выразился, что уж и прежде, не зная Дуни, положил взять девушку честную, но без приданого, и непременно такую, которая уже испытала бедственное положение; потому, как объяснил он, что муж ничем не должен быть обязан своей жене, а гораздо лучше, если жена считает мужа за своего благодетеля. Прибавлю, что он выразился несколько мягче и ласковее, чем я написала, потому что я забыла настоящее выражение, а помню одну только мысль, и, кроме того, сказал он это отнюдь не преднамеренно, а, очевидно, проговорившись, в пылу разговора, так что даже старался потом поправиться и смягчить; но мне все-таки показалось это немного как бы резко, и я сообщила потом Дуне. Но Дуня даже с досадой отвечала мне, что "слова еще не дело", и это, конечно, справедливо. Пред тем, как решиться, Дунечка не спала всю ночь и, полагая, что я уже сплю, встала с постели и всю ночь ходила взад и вперед по комнате; наконец стала на колени и долго и горячо молилась перед образом, а наутро объявила мне, что она решилась.
Я уже упомянула, что Петр Петрович отправляется теперь в Петербург. У него там большие дела, и он хочет открыть в Петербурге публичную адвокатскую контору. Он давно уже занимается хождением по разным искам и тяжбам и на днях только что выиграл одну значительную тяжбу. В Петербург же ему и потому необходимо, что там у него одно значительное дело в сенате. Таким образом, милый Родя, он и тебе может быть весьма полезен, даже во всем, и мы с Дуней уже положили, что ты, даже с теперешнего же дня, мог бы определенно начать свою будущую карьеру и считать участь свою уже ясно определившеюся. О если б это осуществилось! Это была бы такая выгода, что надо считать ее не иначе, как прямою к нам милостию вседержителя. Дуня только и мечтает об этом. Мы уже рискнули сказать несколько слов на этот счет Петру Петровичу. Он выразился осторожно и сказал, что, конечно, так как ему без секретаря обойтись нельзя, то, разумеется, лучше платить жалованье родственнику, чем чужому, если только тот окажется способным к должности (еще бы ты-то не оказался способен!), но тут же выразил и сомнение, что университетские занятия твои не оставят тебе времени для занятий в его конторе. На этот раз тем дело и кончилось, но Дуня ни о чем, кроме этого, теперь и не думает. Она теперь, уже несколько дней, просто в каком-то жару и составила уже целый проект о том, что впоследствии ты можешь быть товарищем и даже компанионом Петра Петровича по его тяжебным занятиям, тем более что ты сам на юридическом факультете. Я, Родя, вполне с нею согласна и разделяю все ее планы и надежды, видя в них полную вероятность; и, несмотря на теперешнюю, весьма объясняемую уклончивость Петра Петровича (потому что он тебя еще не знает), Дуня твердо уверена, что достигнет всего своим добрым влиянием на будущего своего мужа, и в этом она уверена. Уж конечно, мы остереглись проговориться Петру Петровичу хоть о чем-нибудь из этих дальнейших мечтаний наших и, главное, о том, что ты будешь его компанионом. Он человек положительный и, пожалуй, принял бы очень сухо, так как всё это показалось бы ему одними только мечтаниями. Равным образом ни я, ни Дуня ни полслова еще не говорили с ним о крепкой надежде нашей, что он поможет нам способствовать тебе деньгами, пока ты в университете; потому не говорили, что, во-первых, это и само собой сделается впоследствии, и он, наверно, без лишних слов, сам предложит (еще бы он в этом-то отказал Дунечке) тем скорее, что ты и сам можешь стать его правою рукой по конторе и получать эту помощь не в виде благодеяния, а в виде заслуженного тобою жалованья. Так хочет устроить Дунечка, и я с нею вполне согласна. Во-вторых же, потому не говорили, что мне особенно хотелось поставить тебя с ним, при предстоящей теперешней встрече нашей, на ровной ноге. Когда Дуня говорила ему о тебе с восторгом, он отвечал, что всякого человека нужно сначала осмотреть самому и поближе, чтоб о нем судить, и что он сам предоставляет себе, познакомясь с тобой, составить о тебе свое мнение. Знаешь что, бесценный мой Родя, мне кажется, по некоторым соображениям (впрочем, отнюдь не относящимся к Петру Петровичу, а так, по некоторым моим собственным, личным, даже, может быть, старушечьим, бабьим капризам), -- мне кажется, что я, может быть, лучше сделаю, если буду жить после их брака особо, как и теперь живу, а не вместе с ними. Я уверена вполне, что он будет так благороден и деликатен, что сам пригласит меня и предложит мне не разлучаться более с дочерью, и если еще не говорил до сих пор, то, разумеется, потому что и без слов так предполагается; но я откажусь. Я замечала в жизни не раз, что тещи не очень-то бывают мужьям по сердцу, а я не только не хочу быть хоть кому-нибудь даже в малейшую тягость, но и сама хочу быть вполне свободною, покамест у меня хоть какой-нибудь свой кусок да такие дети, как ты и Дунечка. Если возможно, то поселюсь подле вас обоих, потому что, Родя, самое-то приятное я приберегла к концу письма: узнай же, милый друг мой, что, может быть, очень скоро мы сойдемся все вместе опять и обнимемся все трое после почти трехлетней разлуки! Уже наверно решено, что я и Дуня выезжаем в Петербург, когда именно, не знаю, но, во всяком случае, очень, очень скоро, даже, может быть, через неделю. Всё зависит от распоряжений Петра Петровича, который, как только осмотрится в Петербурге, тотчас же и даст нам знать. Ему хочется, по некоторым расчетам, как можно поспешить церемонией брака и даже, если возможно будет, сыграть свадьбу в теперешний же мясоед, а если не удастся, по краткости срока, то тотчас же после госпожинок. О, с каким счастьем прижму я тебя к моему сердцу! Дуня вся в волнении от радости свидания с тобой, и сказала раз, в шутку, что уже из этого одного пошла бы за Петра Петровича. Ангел она! Она теперь ничего тебе не приписывает, а велела только мне написать, что ей так много надо говорить с тобой, так много, что теперь у ней и рука не поднимается взяться за перо, потому что в нескольких строках ничего не напишешь, а только себя расстроишь; велела же тебя обнять крепче и переслать тебе бессчетно поцелуев. Но, несмотря на то, что мы, может быть, очень скоро сами сойдемся лично, я все-таки тебе на днях вышлю денег, сколько могу больше. Теперь, как узнали все, что Дунечка выходит за Петра Петровича, и мой кредит вдруг увеличился, и я наверно знаю, что Афанасий Иванович поверит мне теперь, в счет пенсиона, даже до семидесяти пяти рублей, так что я тебе, может быть, рублей двадцать пять или даже тридцать пришлю. Прислала бы и больше, но боюсь за наши расходы дорожные; и хотя Петр Петрович был так добр, что взял на себя часть издержек по нашему проезду в столицу, а именно, сам вызвался, на свой счет, доставить нашу поклажу и большой сундук (как-то у него там через знакомых), но все-таки нам надо рассчитывать и на приезд в Петербург, в который нельзя показаться без гроша, хоть на первые дни. Мы, впрочем, уже всё рассчитали с Дунечкой до точности, и вышло, что дорога возьмет немного. До железной дороги от нас всего только девяносто верст, и мы уже, на всякий случай, сговорились с одним знакомым нам мужичком-извозчиком; а там мы с Дунечкой преблагополучно прокатимся в третьем классе. Так что, может быть, я тебе не двадцать пять, а, наверно, тридцать рублей изловчусь выслать. Но довольно; два листа кругом уписала, и места уж больше не остается; целая наша история; ну да и происшествий-то сколько накопилось! А теперь, бесценный мой Родя, обнимаю тебя до близкого свидания нашего и благословляю тебя материнским благословением моим. Люби Дуню, свою сестру, Родя; люби так, как она тебя любит, и знай, что она тебя беспредельно, больше себя самой любит. Она ангел, а ты, Родя, ты у нас всё -- вся надежда наша и всё упование. Был бы только ты счастлив, и мы будем счастливы. Молишься ли ты богу, Родя, по-прежнему и веришь ли в благость творца и искупителя нашего? Боюсь я, в сердце своем, не посетило ли и тебя новейшее модное безверие? Если так, то я за тебя молюсь. Вспомни, милый, как еще в детстве своем, при жизни твоего отца, ты лепетал молитвы свои у меня на коленях и как мы все тогда были счастливы! Прощай, или, лучше, до свидания! Обнимаю тебя крепко-крепко и целую бессчетно.
Твоя до гроба Пульхерия Раскольникова."
Раскольников бросил учебу в университете. Он не работает, у него нет даже подходящей одежды, чтобы давать платные уроки детям. Он живет в крошечной комнатушке, которую ненавидит, спит как бомж, не раздеваясь и прикрываясь пальто, мало того - он действительно скоро окажется на улице. У него совсем нет денег - ни сейчас, ни в перспективе. Да и, откровенно говоря, и перспективы никакой нет, кроме какой-то дурной кровавой фантазии.
И вот он получает письмо, в котором говориться, что с матерью и его сестрой, от которых он уже два месяца ничего не слышал, в общем, всё хорошо. Что к Дуне посватался дворянин, в чине надворный советник, что соответствует пехотному полковнику, имеющий капитал, человек солидный и приличный. И что он собирается в Петербурге открыть публичную адвокатскую контору, и Дуня рисует радужные картины, что Раскольников, юрист по образованию, будет с ним работать, а впоследствие станет компаньеном. И займет в обществе подобающее место - приличное и солидное. И что к нему в Петербург едут мать и сестра, которых он не видел три года, и жить теперь они будут тут же, в Петербурге, рядом.
Какие же чувства и мысли вызвали в Раскольникове это письмо?
Следующая часть:
Проснулся дома голодным. Хозяйка уже две недели перестала отпускать ему кушанье за неуплату. Сейчас Раскольникову из жалости принесла чаю и щей служанка Настасья, рассказывая, что хозяйка хочет жаловаться на него в полицию за долги. Настасья стыдила Раскольникова за то, что «лежит, как мешок, и ничего не делает». Его ответ: «Я делаю… – думаю» – вызвал у неё приступ смеха.
Настасья принесла Раскольникову и пришедшее ему вчера письмо от матери. Услав служанку, он с нетерпением бросился читать его.
Преступление и наказание. Художественный фильм 1969 г. 1 серия
Мать писала, как её расстроило известие о том, что сын по неимению средств бросил университет. Она сокрушалась, что сама по бедности могла помогать ему очень мало. Все высылаемые ею раньше деньги занимались у купца Вахрушина. Сестра Раскольникова, Дуня, чтобы иметь возможность помогать брату, даже поступила гувернанткой в соседнее имение господина Свидригайлова и его жены Марфы Петровны. Но Свидригайлов, большой повеса и сладострастник, стал домогаться её. Он долго преследовал Дуню, а потом сделал ей предложение разных наград, обещая сверх того бросить всё и уехать с нею в другую деревню или даже за границу. Их двоих за объяснением случайно застала в саду Марфа Петровна. Она немедленно отправила Дуню из имения на простой крестьянской телеге, а потом ославила её на весь город, так что обыватели даже хотели вымазать дёгтем ворота дома, где она с матерью жила. Дуня надолго оказалась предметом всеобщих насмешливых сплетен, но потом Марфа Петровна нашла письмо к Свидригайлову, где девушка твёрдо отвергала его домогательства. Настроение Марфы Петровны сразу резко поменялось. Она приехала к Дуне с извинениями и сама стала восстанавливать её репутацию, читая то самое письмо всем городским семьям и даже давая снимать с него копии.
К Дуне вскоре посватался состоятельный родственник Марфы Петровны, Петр Петрович Лужин, очень солидный и деловой мужчина 45 лет, тяжебщик, собиравшийся открыть в Петербурге адвокатскую контору. Лужин объяснил Дуне и её матери, что как «враг предрассудков» он разделяет «убеждения новейших поколений наших», и сообщил о своём намерении взять за себя девушку честную, но без приданого – такую, которая испытала бедственное положение, ибо весьма хорошо, если жена считает мужа за своего благодетеля.
После предложения от Лужина Дуня не спала всю ночь, долго молилась перед образом, но потом дала Петру Петровичу согласие. Главной причиной тут была мечта Дуни, чтобы её брат Родион, учившийся ранее на юридическом факультете, стал помощником Лужина в судебных делах, а потом, возможно, и его компаньоном. (От жениха она этот свой план скрывала.)
Выехавший в Петербург Лужин вызвал к себе невесту с матерью, собираясь здесь же оформить брак. Но по своей скупости он даже не оплатил им далёкую дорогу до столицы, ограничившись лишь перевозом их багажа. Мать Раскольникова предвидела, что после брака Дуни с Лужиным зять вряд ли разрешит ей жить с ними, но ради дочери (а ещё больше – сына) она была согласна остаться на старости лет одной.
Раскольников прочёл письмо матери с сильным волнением, лицо его было мокро от слёз. Он долго раздумывал над прочитанным, лежа в кровати, а потом схватил шляпу, вышел из дому и побрёл по улице, не замечая прохожих.
